«Жаль, мама до этого не дожила!» Или наоборот: «Хорошо, мама до этого не дожила!» «Что бы дедушка сказал, если бы это увидел!»
Такое можно и от верующих в вечную жизнь услыхать.
Конечно, это суеверие — не живая вера в то, что мёртвые такие либо другие, а просто фигура речи, за которой ничего не стоит. Такое суеверие — остаток самой древней религиозной толщи человечества, веры, для которой главное — смерть и жизнь после смерти.
Печально, когда это суеверие — у христианина. От легкомыслия. Да кто же сказал, что умершие «не дожили»? Они ещё как «дожили»! Это мы тут недоживаем, а они жмут на все педали, живут на всю катушку.
Другое дело, что именно потому, что смерть есть новая жизнь, даже самой заботливой маме смешны трагедии и комедии её потомства. Ну, может, и не смешны, но она же их видит в контексте правды, разумом любви и милосердием понимания, как при жизни мало кому дано, поскольку мало кому надо. Наверное, сравнить взгляд с неба на землю с взглядом, который взрослые бросают на возню в песочнице, немножко слишком обидно, но где-то близко к этому, а то и похлеще.
Вот почему так смешны попытки говорить от имени умерших. Кажется, что если человек умер вчера, то это нетрудно, мы же при его жизни часто предугадывали его реакцию на события. Так то была совсем другая жизнь! А теперь у него такой опыт, какой нам и не снился. Опыт жизни в Боге.
Это мы не видим нашей жизни, это мы не доживаем, а так... учавствуем — непременно «чав», «чав». Чавствуем, чевствуем, чавокаем. Что всё суета сует, мы читали, но как-то не не прочувствовали, а как раз наоборот, «прочуствовали», без «в». Чус-чус, не более того.
Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он не по умершему звонит, умершему колокол уже не нужен, он и без него проснулся и смеётся над нашими унылыми лицами и попытками умными репликами загнать в могилу ту смерть, которой мы живём при жизни.