У Марка рассказ о проклятии смоковницы разделён на три части. В первый день утром Иисус, отправляясь в Храм, проклинает смоковницу, изгоняет менял из Храма, возвращается в Вифанию и там ночует, а утром Пётр спрашивает его, почему засохла смоковница. Следует вывод: если человек имеет веру, то сможет и гору утопить, а потому, когда молитесь, прощайте своих обидчиков.
То есть, знаменитое изгнание торгующих всего лишь часть рассказа о смоковнице. Проклятие смоковницы, изгнание менял, но призыв не проклинать и не изгонять, а прощать.
У Матфея сперва изгнание менял, ночь в Вифании, а утром проклятие смоковницы и её мгновенное засыхание. Объяснения просит не Пётр, а ученики.
У Марка топит гору тот, кто обладает «верой Божией». Один человек! При этом не сказано, что гору топят силой молитвы — силой «веры Божией». У Матфея слово «Божия» нет, как нет и призыва прощать. У Матфея этот призыв совсем в другом месте, в конце Нагорной проповеди.
У Луки проклятия смоковницы нет вообще, но фраза про утопление горы есть, причём у Луки это про укрепление веры.
Примечателен контекст: сперва призыв прощать хотя бы по семь раз на дню (Лк 17:4), затем апостолы просят умножить в них веру — и про утопление горы. То есть, связь с прощением есть и тут. При этом о прощении до семи раз на дню есть и у Матфея (18:22), но вопрос задаёт конкретно Пётр.
Наконец, в евангелии Фомы нет проклятия смоковницы вообще, зато есть про гору. Никто не спрашивает Иисуса о вере или молитве, Он Сам учит: «Если двое в мире друг с другом в одном и том же доме, они скажут горе: Переместись! — и она переместится» (Фома 48).
Можно ли тут видеть первичный вариант? Трудно сказать. С одной стороны, утопить гору — метафора намного более яркая, и логично предположить, что сперва была более бледная метафора, а потом обострили. Но ведь бывает и иначе. В любом случае, и тут прямая связь метафоры с прощением. «В мире друг с другом» можно быть лишь, если простили и прощают друг друга.
Гейтеркол тут видит нечто гностическое, восстановление примордиального единства, двое становятся одним (как в Фома 106). Но ведь тут ничего про то, что двое становятся одним. Двое живут в мире — это совсем другое. Более того, Гейтеркол почему-то вычитывает тут, что речь идёт о внутренней гармонии, примирении разных частей своего существа, но и это никак не может быть основано на данном тексте.
Первичен ли вариант Фомы — хрестоматия изречений — или евангелистов?
Это не принципиально. Отец Александр Мень говорил, что после чтения посланий апостолов переход к евангелиям — как подъём на вершину горы. Так ведь любая гора — это складка того, что когда было ровной местностью. Не наоборот.
Да, скорее всего, сперва были сборники изречений Иисуса (отдалённым эхом которых является «Евангелие Фомы»), потом кто-то использовал их в биографической драме (лучше всего сохранившейся у Марка).
Ну и что? Нормальный творческий процесс. Боговдохновенный. Боговдохновенный, а не механическая диктовка от Бога людям. Не дети изготавливают картонные шишки, красят и вешают на пластмассовую ёлку, а Бог выращивает ёлку с шишками — и авторы евангелий, и те, кто записывал афоризмы это выращивание ёлки, а не имитация еловых шишек.
Это плохая новость? Это очень хорошая новость, потому что это означает, что и сегодня у каждого человека и у всего человечества есть возможность быть частью откровения Божия. Да что там «возможность»! Скорее всего, мы все часть этого откровения, только… Как у Жюль Верна в бутылке находят записку с просьбой капитана Гранта о спасении, но часть текста размыта водой и приходится совершить кругосветное плавание, чтобы спасти человека. Вот история и есть такое плавание, и надо как минимум не смывать того, что сообщают другие. А есть ещё и максимум, да какой!