«И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его» (Мф 26:4).
Поцелуй Иуды, хочется надеяться, был ликованием Иуды. «Ликованием» называлось (а у старообрядцев, может, по сей день называется) прикладывание щекой к щеке другого. Впрочем, имеется в виду именно поцелуй. Разница большая: чувствительность губ во много раз выше чувствительности любого другого участка кожи, тем более кожи на щеке, вряд ли выбритой как у английского аристократа. Поцелуй — самая нежная форма щекотки, в которой любовь и познание сливаются: человек словно ослеп и познаёт другого губами. Поцелуй есть чудо одновременности. Во всех других чудесах сперва болезнь, потому исцеление, сперва просьба, потом удовлетворение, а в поцелуе встречается одно исцеление с другим, одна жажда с другой, одна просьба с другой просьбой. В поцелуе Иуды тоже всё это есть, только налицо абсолютное несовпадение просьб. Иуда просит потерпеть, не отрывает щеки, тянет и тянет... Наконец-то он добился своего: в центре, на него все смотрят, он главный. Спаситель хочет поскорее остаться наедине с Отцом, пусть даже на кресте.
