Умер мерзкий, подлый человек — и непременно кто-то найдётся, кто скажет, что ему всё можно простить, потому что он в детстве что-то такое сделал... Старушку через улицу перевёл, картину написал, песню сочинил. Ленин йолку детям устроил, вдохновил кого-то советом, песней, рекордом. А потом скурвился, но это же не отменяет, правда?
Неправда. Отменяет.
Жесть, а?
Но ведь действительно отменяет. И слава Богу, а то мир стал бы вообще очень неприятным местом. Все людоеды, но у каждого в прошлом что-то такое, за что можно всё простить и самого себя посолить, ложась людоеду на тарелку — бон аппетит!
Отменить людоедство может лишь будущее, не прошлое. Что ж, значит, покайся, я всё прощу? Ну, во-первых, да, покайся, я всё прощу, во-вторых, «покайся» — значит не просто сказать, а что-то сделать.
Ну а что «сделать»! Чем можно компенсировать людоедство! Съели-то одного, а компенсируют другим.
Вот почему Иисус необходим, хотя Христос невозможен. Сейчас, сию минуту, не в каком-то забугорном прекрасном далеке, необходим человек — именно человек — пожать руку которому означает, что я больше не людоед. Не людоед не по прошлому, оправдан не тем, что нищему подал, а тем, что Ему руку пожал. Пожал и не отпускаю. Я больше не ем людей, а Его ем. Его — можно, потому что Он всё-таки не только человек, но Создатель человека.
Пожать руку Иисусу... Баптисты называют это «установить личную связь», «принять как своего спасителя». Жаргонисто, но может сойти. Только это не я принимаю — Он принимает. Вот таблетки я «принимаю» — а что проку? Всё равно помру. А Он меня принимает — и я сейчас, вот сейсекунд, бессмертен и воскрешён до предела. Осталась самая малость: сохранить верность рукопожатию... Не отпускать! Господь же не Каменный Гость, который вцепился и тащит в преисподнюю, а прямо наоборот — Он отпустит, вот мне бы не отпуститься. Он же не гость, это я гость в Его Мире.
