«И сказал им: положим, что кто-нибудь из вас, имея друга, придёт к нему в полночь и скажет ему: друг! дай мне взаймы три хлеба» (Лк 11:5).
Этой притче не повезло, её не читают в православных русских храмах по воскресеньям, а в народ пошли только те кусочки из Евангелия, которые по воскресеньям слышали. Между тем, притча преинтересна уже тем, что идёт сразу за «Отче наш», становясь комментарием к «хлеб наш насущный».
Хлеб вообще невероятно часто упоминается Господом Иисусом Христом. Я могу это оценить, потому что помню — смутно — очереди за хлебом в начале 1960-х, и очень хорошо помню, как 4 часа стоял за хлебом в декабре 1991 года Полезно знать, что в 1991 году военный стратегический запас был достаточен, чтобы кормить страну несколько лет, но правительство решило не беспокоить военных; вот западные страны распечатали свои склады и посылали нам продовольствие. Мы съели и забыли, благодарности не испытываем ни малейшей. Очереди были созданы абсолютно искусственно с целью подготовить к очередной конфискационной реформе. Чтобы люди были готовы на всё, лишь бы хлеб появился.
Так что «насущный» — это такой странный хлеб, который мы просим у других не для себя, а для другого. Просим у одного — благоразумного — друга, потому что к нам пришёл другой друг.
Я — недостающее звено между благоразумием одного и нуждой другого. Поэтому-то и «хлеб наш» — дай, а не «хлеб мой».
Самое подлое — создавать нужду. В мире достаточно естественной нужды, так мы создаём противоестественную. Обычно с самыми лучшими намерениями: чтобы «научить», чтобы «подготовить». Не нужно учить, не нужно готовить людей к чему-то плохому — нужно готовить хлеб, и с запасом. Чтобы, если в полночь к тебе придёт Бог с талоном, тебе было, что выдать в обмен на этот талон. А что там написано в талоне? А вот «выдать хлеб насущный» там и написано.
