Было бы вполне в стиле книги Бытия объяснить, что «Ной» — это повеление всем грешникам ныть о грехах своих. Но не совсем.
«Ной» это даже не анаграмма от «Йон» — имени великого космонавта, воспетого львовским евреем Станиславом Лемом.
Хотя «Ной» всё-таки анаграмма. «Ной» на иврите пишется «н-х», «х-н» — так пишется «милость», «симпатия», «слава». Автор повести о Ное эту анаграмму использовал.
Сперва, однако, автор предложил простой каламбур. Отец Ноя Ламех объясняет: «Он утешит нас в работе, в тяжком труде рук наших, на земле проклятой Господом» (Быт 5:29).
«Утешит» — «н-х-м», «нахам».
А в чём, собственно, нахум от Нахума? Простой вопрос, а ответ не вполне очевиден, потому что неприличен, особенно для баптистов. Что Ной спас человечество от исчезновения — это ведь не облегчение, просто вернулись к исходной точке. Утешение — в вине! Ной изобрёл вино и напился допьяна!
Тут автор повести проявил гениальное чутьё, которое не всегда активируют его читатели. Ной не утонул — но, когда он валяется пьяным и голым, это что? Пьяный тонет в вине. Всякая бутылка с вином — бутылка Кляйна, на донышке которой весь космос плещется.
Пьяный словно плавает в вине, окружающий мир для него — «море по колено». Он пошатывается как матрос на палубе корабля, опускается на дно бутылки. Плавали-то голыми — так что логично, что пьяный Ной валяется голым. Он телом на суше, а душой с дельфинами. Он свободен от всех забот! Вот уж утешение так утешение. Субботнее вино — не случайность, а обязалово! Суббота без вина как вилка без зубцов!
Так что Ной, он же Наум, он же Нахум, не какой-то там Утнапиштим, который смотал на небеса и плевать хотел на нас, грешных. Ной — первый Прометей, даже выше Прометея. Огненная вода важнее огня! А Святой Дух как «утешитель» — в чём это проявляется? В «огненных языках», опять огонь! То-то «спирт» и «спирит» одно и то же слово. Из виноградины возгорится вино!
Это нетривиально, поэтому имя «Ной» особо ханжеские ханжи предпочитали увязывать со словом «н-в-х», «отдыхать». Как будто до Ноя люди не могли прилечь на травку отдохнуть!
(Кстати, в Израиле в ходу «Ной» и как женское имя, произносят Нэхама. Наверное, лучше переводить в таком случае не как «утешение», а как «утеха».)
Так что моряки правильно развлекались изготовлением моделей кораблей в бутылках. Это та самая бутыль Кляйна и есть, а корабль — ковчег в бутылке.
Про «нахум» как утешение — на поверхности литературного океана. Но древний писатель использовал ещё и слово «сожалею», «н-х-м». В синодальном переводе это перевели как «раскаиваюсь». Чтобы читателя проняло, этот нехитрый каламбур повторен. Бог «н-х-м», что создал людей (Быт 6:6), в следующей фразе приставлено словцо «ужасно», «ужасно раскаиваюсь» — в смысле, «какой же Я дурак, что создал жизнь!» — и вот после второго н-х-м идёт «н-х-м» как имя Ноя, «Нахума», «Наума». Бог жалеет, но Ноя, напротив, ценит, славит. Выходит, в одной строчке три созвучия, примерно как «нахум ноах хане». (Полезно помнить, что гласные в языке меняются скорее согласных, так что звучание первоначальное нам точно неизвестно, только согласные записывались.)
Это «хане» вообще интересное слово. В синодальном переводе — «благодать», в греческом — «харин», что, скорее, «благосклонность». На иврите же это слово одновременно обозначает и явление, и реакцию на явление: симпатичный человек, вызывающий симпатию. Ной милый, Бог его милует. Максима максимизируем, а Катя пусть катится.
При этом есть и ещё один оттенок в «н-в-х». В аккадском языке, указал Филип Стерн — который был вполне семитским и с еврейским чрезвычайно близок, только много древнее — «наху» означало, помимо прочего, успокаиваться, умиротворять, усмирять огонь, волны, драку.
