С лёгкой руки Николая Бердяева утвердилось в русской культуре представление о христианстве спасения и христианстве творчества. Если примеривать это на современный манер, то христианство спасения – это когда православные возмущаются тем, что на Пасху только малая часть людей посещает богослужение, а в основном люди едут на кладбища. Да, это нарушение правил, согласно которым Воскресение это такая радость, такая радость и уверенность в том, что с мёртвыми всё хорошо, они спасены, мы спасены, все спасены, что идти на кладбище можно вновь лишь на так называемую Радоницу, спустя десять дней после Пасхи. Вроде бы и про радость говорится, а выходит именно христианство спасения – вроде как служба спасения на берегу моря-окияна: дальше буйка не заплывать, купаться не более сорока минут, бутылки не бить, отдыхающим не мешать.
Предки православные посмелее были – ставить церковь прямо на месте языческого святилища. Ну, едет народ на кладбище. Господи, да в кои-то веки, раз в год человек вспомнил, что он не в пробирке опаринской самозародился, не политехнологом сконструирован и не груди государственной безопасности в детстве сосал. Не бранить такого человека, а приехать на кладбище и, наплевав на все запреты, служить и служить панихидки, утешать и разговаривать. Только водки не пить – и вот это и будет лучшая проповедь того, что Христос воскрес, что горе не топится в стопке, а испаряется солнышком веры, что можно всё – и на Пасху не прийти, и на кладбище приехать в неурочное время, всё-всё можно, совсем всё: и врага простить, и на карьеру забить, а ближнего, напротив, не топтать, и найти молитве время и потехе час. Всё ненужное можно не делать, потому что Христос воскресе, и все нужное можно, потому что воистину воскресе!
