Иисус сравнивал Свой проект с деревом. Крошечное зерно, из которого вырастает такое дерево, в кроне которого может спрятаться множество страусов. Именно с таким ростом сравнивают часто развитие богословия. Не могут, мол, христиане вечно жить в колыбели. Должны расти, а не оставаться зерном. Поэтому да здравствует никеоцареградский символ веры, энциклики правящего папы римского и многотомник Кальвина, пуще всего многогигабатье интернет-богословия. Кальвин с Тиллихом вместе взятые не написали за всю жизнь того, что средний интернет-христианин напишет за год, пошивая очередную суму богословия.
Конечно, и богословские книжки могут расти на древе христианства. Лишь бы не было индийских трагедий, когда ежегодно десятки людей гибнут от падающих на голову кокосов.
Горе в том, что и так называемый «золотой век святоотеческой письменности», и раззолоченные обрезы не святоотеческих сочинений, — вовсе не ветки и веточки на дереве христианства, а хвосты плётки. Сходство есть, но различий больше. Семя христианства — даже не Евангелие, а Христос. Книжка «Евангелие» ещё может «прорасти» другими книжками, но крона Христа — христиане, а не книжки. Суть христианства, его ствол — не слова о Христе, а смерть и воскресение Христа, не акты, а факты.
Конечно, и Христос — Бог Слово, более того, Христос — говорящий Бог, говорящий на обычном человеческом языке, а не на языке неизъяснимых глаголов мистики. Поэтому из Христа — Слова могут и должны вырастать всевозможные языки, разнообразные разговоры, животрепещущие и трепещущие живо на ветру истории монологи и диалоги. Так ведь богословский дискурc имеет противоположное намерение. Это ноготь, врастающий в живую плоть, намордник, врастающий в лицо. Это не расширение языкового пространства, а попытка его сузить, дисциплинировать, да ещё задним числом перетолковать и переписать все тексты, начиная с Евангелия.
Вот есть в евангелиях и в посланиях выражения, которые обозначают Иисуса «творением», прямо называют его «человеком», — давайте заставим людей понимать эти выражения только в свете решений Никейского собора и никак иначе. Обеднить Евангелие, сделать его язык более техничным — и техника эта будет скверная. Всё равно, что взять зерно, облить лаком и сказать — вот зерно! Сказать можно, только расти это гламурное чудо не будет.
