Я не люблю понятие «духовный рост». Духовная жизнь не прямолинейна. Тем не менее, понятно, что духовный рост есть, и он не только в восхождении от простого к сложному, он не только включение чего-то нового в своей горизонт, он включает в себя и разочарование в том, что когда-то нравилось. Не потому, что нравилось плохое, а потому что нравилось не лучшее, а нравилось более простое и понятное, хотя иногда просто неверное. Неточная расстановка акцентов — очень понятно, если речь идёт о неофите (например, Льюис — типичный неофит). Что ж, по мере ухода от модели всеобщей религиозной обязаловки, мы приходим к миру, где все верующие — неофиты, где человек, который разделяет веру родителей, будет редкостью, а человек, который разделяет веру нации, будет невозможен, потому что у нации не будет веры, как нет у нации ничего вообще, если приглядеть.
Культ писателя, священника, учёного, любого человека — опасное искушение, кумиротворение или, говоря языком психологии, застревание. Это страшное разочарование для наставника — когда наставляемый кружит вокруг него, когда тот машет руками (иногда уже с неба) и кричит «кыш! лети вперёд!»
Мы не предаем писателя, когда закрываем его, чтобы никогда более не брать в руки. Мы не изменяем Александру Грину или Коэльо, когда вместо них начинаем читать Толстого и Чехова. Культура может повторить слова апостола Павла: младенцу — молоко, взрослому — шашлык! Только в культуре всё сложнее, чем в диетологии — как раз детство духа питается не совсем здоровыми продуктами и нимало от этого не страдает. То есть, это Грин и Коэльо — шашлык или сахарная вата, а Толстой — как раз молоко. В духовной жизни мы возрастаем от старости к младенчеству, и слава Богу.