«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк 16:8).
Чего боялись женщины?
Что им не поверят?
Так можно было бы так и написать. Хотя непонятно, а что они такого странного увидели? Что Иисуса нет — легко было поверить и проверить. Что какой-то ангел? Ну, ангел. С каких пор верующие не верят в ангелов?
«Боялись» имело ведь и абсолютно иной смысл. Бояться Бога. Бояться нищеты.
Марк в одном предложении ставит три слова, обозначающих потрясение от того, что было: трепет («тромос», откуда и «тремор»), «ужас» - «экстазис», «бояться» - от того же корня, что Фобос. Третье слово всего лишь суммирует первые два. Женщины были в ужасе, поэтому ничего не сказали.
На самом деле, слов четыре, ведь в предыдущей фразе Марк говорит, что женщины «ужаснулись» - но в ст. 5 слово не с корнем «экстаз», там «эксэтхамбэтхэсан». Юноша призывает женщин не «эктхамбэйстхэ».
Надо понимать, что «ангел» вовсе не был каким-то светящимся человеком, не имел за плечами крыльев. Это был просто молодой человек, Марк не употребляет слова «ангел».
Пустая гробница, вместо Иисуса какой-то юноша...
Именно этого испугались, этого «забоялись», как говаривали в старину.
Это не страх быть непонятыми, это ужас непонимания.
Люди настроились на то, что увидят мёртвое тело, что будут сглатывать слёзы и вообще, а вместо этого — непонятно что. Украли? Ожил? Разница не велика, главное: сбой в сценарии. Шёл в комнату, попал в комнату, а там вместо стены озеро. Или вулкан. Неважно, важно, что неожиданное.
Мозг человеческий, говорят, склонен человека обманывать: человек с трудом верит в то, что не укладывается в привычные представления. До последнего сопротивляется, подыскивает всякие витиеватые объяснения.
Воняющий труп — укладывается в наши представления о жизни.
Отсутствующий труп — не укладывается.
Бог не укладывается, хотя уж мы для Бога такое прокрустово ложе держим. А Он — воскрес, победил и смерть, и наши представления о Боге, о жизни, обо всём.
Люди мы все пещерные, и Бог наш пещерный. Но вдруг пещера опустела. Какой-то хмырь гонит нас наружу. Тут и Платон испугается.
Мы привыкли жить и со смертью, и с Богом. Небо небом, а смерть по расписанию, и главная функция религии издревле — проводить в последний путь. Вся жизнь — как железная дорога Анны Карениной. Станции, перроны, шпалы, а конечный пункт — конец.
Мы так хорошо обустроились в этом мире. Навели порядок, какой Богу и не снился. Семья, частная собственность, государства. Этика. Принципы.
Но вдруг конец оказывается не концом. Конец оказался началом. Кладбище — родильный дом вечности, а вот наши родильные дома — это начало кладбища. Рождаемся, чтобы умереть, а чтобы жить, нужно родиться от Духа Божия.
Вот этот запах Духа и пугает даже верующих. Точнее, именно верующих. Мы думали, мы построили дорогу в небо, и храм наш небо земле, а Бог пришёл, посмотрел и сказал: «Мерзость запустения». Снесу и построю Свой. Мы думаем, мы живём, а Бог думает, как бы нас оживить. Мир — кладбище, и мертвечина как раз не там, где надгробия и могилы, а там, где мы как бы живём. На кладбищах-то всё уже давно истлело.
Бывает в мире доброта и любовь? А как же! Бог же не спит. Но мы перерабатываем любовь в ненависть, а доброту в манипуляцию.
Мог Бог — ангел лишь вестник Бога — мог Бог встретить женщин перед гробницей? Конечно. Но камень был отвалён не ради Иисуса, Он бы так и так вышел. Бог хотел, чтобы женщины вошли в гробницу и увидели Бога. Мир перевернулся. Где смерть — там жизнь, а где жизнь — там планетарная контора погребальных услуг, и все наши достижения это металлические накладки на гробе.
Как и две тысячи лет назад, Бог говорит нам встать и идти. Он ожидает нас не в той точке, в которой мы сейчас. Вера срывает с места. Мы же веруем не для того, чтобы горы двигать, а чтобы самим сдвинуться. Бог хоть и всемогущий, но и Ему легче гору подвинуть, чем человека. Гору можно силой, а человека только вот — призывом.
Где же Бог нас ждёт? Там, где мы перестаём бояться неожиданному и начинает быть неожиданными. Неожиданно прощаем. Неожиданно помогаем. Неожиданно уступаем место и неожиданно идём в место, куда ни за что бы ни пошли, если не разглядели там невидимого Бога. Если бы не благодать.
Другие это ад, сказал один мыслитель. Точно! И даже хуже ада. Грязная вонючая дыра. Да. Но на краю этой дыры сидит юноша в белой одежде. Он — Бог? Он — воскресший Иисус? Он — наша любовь? Да, да, да. И он посылает нас выйти и идти туда, где нас ждёт Другой, Который Рай. Выйти из себя — ведь и мы такая же дыра. Выйти из себя и идти к ожидающему нас Богу, ожидающему нас всюду, где нам страшно и где, если с Богом, наша настоящая жизнь, наш уютный дом, и то неизвестное, тот «икс», без которого и жизнь не жизнь, и любовь не любовь, а с которым и смерть — весна.
[По проповеди в воскресенье жён-мироносиц 8 мая 2022 года]