Прогресс иногда мешает пониманию литературы, способа выражения прежних эпох.
Например, мы интуитивно предполагает, что люди были такими же как мы: жили столько же, так же кушали белый хлеб с маслом. Это особенно забавно в голливудских блокбастерах об античности. Нам интересно, как выглядел Иисус, но мы забываем, что Он — как и все его современники — наверняка был на голову ниже нас. Питание было хуже. Это видно даже по остатках солдатских доспехов.
Это не беда. В конце концов, мы же о себе самих не думаем, как о высоких людях. Мы выносим привычное за скобки. Попав в непривычную среду, мы быстро адаптируемся и перестаём замечать, учитывать то, что казалось экзотикой. Именно к этому стремится толерантность: не к терпению, а к незамечанию. Уильям Сароян, армянин, ставший знаменитым американским писателем, написал чудесный рассказ: как он обрадовался, когда его сын на вопрос, с кем он дружит, назвал какого-то Билла, описав его как мальчика, у которого всегда развязаны шнурки. Билл был чернокожим, но для сына Сарояна это оказалось за скобами. Сароян обрадовался тем больше, что он боялся ненависти к армянам.
Сложнее с техническим прогрессом. Современный человек может скомандовать компьютеру выполнять какую-то задачу и пойти чай пить. Но история человечества начинается с людей, которые, как и обезьяны, целый день добывали себе еду на этот конкретный день. Делать запасы как белки не умели. Оказалось, это к лучшему, потому что в результате придумали нечто намного лучше запасов — придумали такую жизнь, когда можно вообще ничего не делать, а на складе — в магазине — всегда будет еда. Были б деньги.
В этом смысле современный человек очень свободен, причём привык к этой свободе и ворчит по пустякам. Он может позволить себе отпуск, пенсию, в общем, пташка Божия обзавидуется, ей-то каждый день нужно метаться в поисках еды.
Евангелие писалось, конечно, не в палеолите, но тем не менее большинство евангельских образов, сравнений, притч взяты из жизни, которая нам покажется ближе к палеолиту. Крестьянин не может бросить хозяйство и поехать в кругосветное путешествие (хотя император Адриан или Страбон такое себе позволяли).
Купец не мог предаться праздности, потому что торговля была чрезвычайно рискованным занятием, высокие прибыли уравновешивались высочайшими потерями. Тут притча о жемчужине воспринималась совершенно не так, как сегодня. Да и сравнения людей с овцами и колосьями - это всё сравнения с процессами органическими, непрерывными, монотонными. Овцу надо пасти каждый день, пастух не может оторваться по барам.
Для современного человека «духовная жизнь» это несколько иное. Это не то, что постоянно. Хобби. Отпуск от обыденности. Один день из семи, десять минут из суток.
Только это не так. Духовная жизнь это как еда. Брюхо-злодей вчерашнего добра не помнит, и душа тоже. Святость не накопишь. Очень хочется быть святым «на автомате», чтобы благость и кротость стали чем-то вроде подсознательных процессов вроде дыхания или обмена веществ, не зависели от волевого усилия. Так не выйдет. И слава Богу. На автомате только грех совершается. Сатана — автомат, Бог — живой. Мы чьим образом и подобием хотим быть? Точнее, чьим образом и подобием мы хотим остаться?