«да будут едино, как Мы едино» (Ин 17:22).
Понятно, что Спаситель одно с Творцом не как ООН, не как партия, даже не как семья.
В семье отец сыну может сказать «ты плохой». Сын отцу может сказать «злой ты, папа». В семье это мыслимо. В Боге это немыслимо.
В человеческой семье даже неизбежно, продуктивно, чтобы дети расставались с родителями, чтобы единство было как у джентльмена из анекдота XIX века посещение церкви, при рождении, венчании, смерти, да ещё, может, на Рождество и Пасху заглянуть.
Потому с такой силой сопротивляется человек идее, что у Бога может быть сын, что «человеческое, слишком человеческое».
Античные сказания о детях Божиих только укрепляют это сопротивление.
Иисуса объединяет с Отцом надёжность.
Не надежда.
Иисус не надеется, что Отец защитит Его, прославит, как цари прославляли своих детей, делая их при жизни соправителями.
Отец надёжен не потому, что защищает, а потому что даёт жизнь, и даёт жизнь с избытком. Бонус к жизни, который сам по себе не есть добро, а выше добра, как выше и зла. Зло есть избыток смерти, которая тоже ведь сама по себе не зло, а просто факт природы. Бог есть избыток жизни.
Благодать даёт нам иногда знание этого избытка как невидимого присутствия Бога в мире. Незаметное присутствие — но это присутствие Того, Кто бесконечно больше мира.
Отец надёжен для Сына, Сын надёжен для Отца. Он идёт туда, куда не может войти Отец, входит в наш мир и — терпит его, выносит его, выносит нас. Иисус нёс крест пару часов, а нас Он несёт тысячи лет и будет нести, испытывая боль, но не бросая.
Верующий надеется на эту надёжность и пытается ответить надёжностью своей верности и терпения. Терпеть зло? Зло терпеть дело нехитрое, оно ж не спрашивает, терпим мы его или нет, зло просто совершается. Терпеть людей, вот что трудно! Они такие необязательные. Они такие ненадёжные. Меняются в чём не надо, не меняются в том, в чём непременно нужно бы измениться.
Мы ненадёжны даже в отношениях с собой, а всё потому, что живём конечной жизнью. Все наши дружбы, соревнования, достижения — временные. Проекты. Имеют начало, будет и конец. У каждой встречи своё расставание. Так зачем напрягаться, словно жизнь — навсегда?
Жизнь — навсегда. Вера открывает жизнь, в которой нет расставаний навсегда, в которой все едино, а любые разрывы — как мелькание бабочки.
Насколько мы верующие, настолько мы надёжны навсегда, а не на час, не на день, не на век. На веки веков. Вот где появляется то единство, о котором говорит Спаситель и в котором спасение. При всех ссорах и конфликтах мы видим не тупик, а всего лишь поворот, и за поворотом свет, мы видим его отблеск. Так Иисус видел свет за Голгофой.
Этро надёжность благодати, надёжность Духа Божия, не надёжность железа и и камня. Надёжность Бога, идущего сквозь мир и останавливающегося лишь перед стеной нашего греха, нашего неверия в бесконечность. Благодать сносит эту стену, но мы то и дело пытаемся соорудить её заново, чтобы была надёжность привычного, конечного.
Мы боимся быть надёжными как Иисус был надёжен — надёжными после чудес, после свершений, после побед, надёжными в болезни, в слабости, в поражении. Надёжными в том, что мы помолимся Отцу, как Господь в последнее мгновение: «Прости им». Последнее мгновение тут, но не последнее у Отца — вот единство временного и вечного, своего и Божьего, нашего бессилия и нашей веры.
Иисус действительно был как мы. Он так же, как мы, не видел Отца воочию. Он так же, как мы, был бессилен перед конечным. Он так же шёл под гору, и с Ним шёл Отец, надёжный спутник — спутник, который сопроводит до конца и сквозь конец, спутник, с которым любой путь надёжная дорога к себе и к людям.
[По проповеди в воскресенье 5 июня 2022 года]