«оставь! что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас! знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий» (Мк 1:24).
Беснование это крайний и, возможно, не самый опасный случай задавленности человека собственными привычками. Привычками, достижениями, титулами, мечтами, идеями. Самое лучшее в нас, самое святое, даже любовь имеет свойство отделяться от нас и жить собственной жизнью, деформируя нас. Ханжество — простейший и всем понятный пример, но есть множество других.
Нет такой добродетели, которая не была бы склонна превращаться в нечто автоматическое, бездушное. Человеку так легче. Передать свою личность с сознательного уровня на бессознательный. Жить не сердцем, а позвоночником. Кошмар в том, что автоматизм, отточенность навыков — дело хорошее, отличное. Средство всего лишь, но замечательное, правильное, необходимое средство. Не наши привычки виноваты, что мы превращаемся в автомат, виновато наше загадочное «я», которое в какой-то момент решило, что мы стали профессионалами жизни. А профессионализм хорош во всём, только не в жизни, не в человечности.
Бездушие — вот высшая форма беснования. Несчастные душевнобольные — самые безобидные, не они устраивают холокосты и геноциды. То-то бесноватого терпели в синагоге. Самые же опасные бесноватые холодны и вежливы, они сами решают, кого пустить в синагогу, кого распять. Легион бесов — но ведь легион-то это монолит, сплочённость, автоматизм. Возвращение вспять по эволюционной лестнице. То, что для медведя или муравья нормально, для человека смерть душевная.
Иисус пришёл погубить средства, которые взяли верх над целями. Иисус пришёл победить бесноватость обывательщины, И весь наш жизненный опыт ворчит: злой ты, Христос, слишком требовательный, несострадательный… Вон, Иуду до самоубийства довёл, первосвященника до истерики… Ты бы с нами по доброму… Ласковее… Сострадательнее… А ты требуешь, чтобы мы Тебе сострадали. Иди с Богом, без Тебя разберёмся, не маленькие…
Угу, не маленькие. Большие взрослые дяди и тёти, по полу не катаемся, всё успеваем, никому не мешаем… Только почему-то зла вокруг нас всё больше, как мы его ни пытаемся заблокировать. Потому что мы давим на дверь, чтобы зло не вошло в нашу жизнь, а дверь-то наружу открывается и зло из нашей взрослость, из нашей зрелости ломится наружу.
В греческом нет слова «отстань», нет вообще глагола, там междометие «эй», «эа». Но «отстань» отличный перевод, просто находка, потому что ясно, как обращаться к Богу: «Эй! Пристань! Приставай ко мне, ступи на берег меня, взломай весь этот асфальт, весь этот порядок, коросту, штыри и бетон, и освободи меня от меня!»
