«Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море» (Мк 5:13).
С этим текстом за богослужением перекликаются слова из послания к римлянам:
Кто взойдёт на небо?
Кто сойдёт в бездну?
Историки предполагают, что это две строчки из какого-то гимна, а Павел их очень своеобразно преломляет: не мы послали Христа в мир, не мы воскресили Христа.
Этого мало: Павел выстраивает ещё одну параллель: вера в воскресение Христа — от «сердца», изнутри, но эта вера проявляется как речь, как наши слова о вере. Человеческий ум (сердце тогда отождествлялось с разумом) — это глубоко внутри, это бездна, из которой подымается Воскресший. Человеческие слова — это снаружи, более того, это вверх, в небо, в космос, это наш ответ на Христа.
Дело Божие — послать Христа в мир, дело христианина — прокричать о Христе на всю вселенную. Вера без слов мертва.
Человек это бездна, но эта бездна может быть к гибели, может быть к воскресению.
Евангелие не утверждает, что бесы сделали ошибку и погибли со свиньями. Стадо утонуло, но бесы… Просто вернулись в свою бездну, бездну безжизненности и хищничества.
Если бы мимо пролетала птичья стая, бесы, возможно, попросили бы переселить их в птиц. Птицы бы погибли, а бесы нет. Не может погибнуть тот, кто не живёт. Зло отчаянно ищет, в ком бы воплотиться, чтобы воспарять и уходить в глубину. Свиньи неплохо, люди лучше, но итог всегда один: смерть лишает зло именно того, что злу нужнее всего. Только найдёшь себе питательную среду, как среда фьюить. А зло без среды не может. В отличие от человека. Человек не может без Бога, Бог — среда человека.
Православные говорят об «обожении», но куда уж нам до таких высот. Мы больше по части «обесения». Бесноватые — самые безобидные люди, они-то ни на ком не паразитируют. А так называемые «нормальные» — ох, мы любим паразитировать на окружающих. Прежде всего, душевно. Бесы в свиней вселились — подумаешь! Мы, свиньи эдакие, норовим вселиться в людей. Командовать, жить за чужой счёт, использовать. Использовать своё преимущество, когда и если оно есть, чтобы оседлать другого. Особенно запрещать любим. Запретить и наказывать нарушителей. Не сказать «не делай аборт», а пригрозить тюрьмой — вот оно, самое паразитство. Война, конечно, тоже бесовщина, но не такая утончённая.
А людям не нужны наши мудрые указания. Людям нужен Бог — но мы же не можем дать им Бога, Бог Сам Себя даёт. Не мы поднялись на небо, небо спустилось к нам. Людям нужно спасение всех из бездны небытия, но мы же в эту бездну не полезем по своей воле, а когда скувыркнёмся в неё, то никого не подсадим даже, чтобы выбрался из мёртвых. Христос нас подсадит.
Что же было делать бесам? Да то же, что и нам — за Христом идти. Не с искушениями, а со смущением, раскаянием, смирением. Вот, Бог пришёл, рядом — вперёд и с песнями. Так нет, они фыркают — «невовремя». А когда вовремя? Бог всегда невовремя, потому что Бог — вечность. Как вечности вместиться во время, не побеспокоив его? Как Свету войти в мрак, не прищемив его?
Страшно оказаться жертвой бойкота. Один фантаст описал общество, где одно наказание: на какой-то срок человека перестают замечать. Он может зайти в ресторан и взять любую еду. Правда, официант может толкнуть его, словно не заметил, шофёр может сбить его, не боясь наказания. Человекооставленность — удушающая, лишающая нас подтверждения нашего существования. Существую ли я, если меня в упор не видят.
Но сколько раз Бог нас бойкотировал, а мы не замечали? Ведь когда мы грешим, Бог нас покидает. Он не может соучаствовать в грехе, не может вселиться в свинью. А мы прекрасно себя чувствовали, мы про богооставленность говорим только, когда очень уж зажрались и не знаем, чем бы ещё себя развлечь. Вот сейчас у меня есть на Бога время, а Его нету — ах, какой ужас! Я весь такой богооставленный-богоотставленный.
Бог хочет вселиться в нас — дело за нами. Поднимаемся ли мы по лестнице жизни или опускаемся, лестница эта — в доме, который построил Бог. Ему не нужно разрешения, чтобы войти в этот дом, но Он ждёт — не разрешения, а когда мы распахнёмся для Него.
На днях в Лондоне, в королевской художественной галерее трое борцов за чистую природу, пришли в залу, где висит копия «Тайной вечери» Леонардо. Копия, изготовленная его учениками. Под картиной скамья. Так они себя приклеили к этой скамье и стали позировать, воспроизводя жесты апостолов на картине. Всё это с лозунгом «Долой нефть». Несчастный директор галереи их спрашивает, что они с экологией в музей пришли, а они отвечают: ну как же, вы же сами всё время говорите, что искусство должно менять мир.
Что он им сказал, неизвестно, но понятно — мир менять надо, но Тайная вечеря — как и искусство — меняет мир, чтобы изменить человека, а не чтобы помочь человеку жить, не меняясь, в сытости и довольстве.
Вера, искусство, наука меняют мир как Бог меняет хлеб и вино в Тело и Кровь Христа. Всё остаётся прежним, но человек приобщается Творцу и творчеству.
Еда, политика, развлечения меняют мир как производители программ — программы. Всё изменилось, но человек остаётся всего лишь пользователем и потребителем.
Вера меняет наш мир не тем, что во время общего обнищания у нас прибыль, тем, что среди жары нам прохладно. Дух Святой не кондиционер. Вера меняет наш мир, впуская в него Бога — через наше сердце и через наш ум, через наши слова и через наше молчание, через нашу смерть для алчности, эгоизма и лжи и через наше воскресение для любви.
