С вознесением как с воскресением — проблема та, что в древности нормальные люди возносились и воскресали все как один. «Нормальные люди» это всякие императоры, пророки и т.п. Мы в это веруем? Да вроде нет. Для Иисуса, однако, делаем исключение, и так делаем, что прямо эксклюзив и никогда более, и никто более. Именно потому, что с братьев Монгольфье вознесение стало довольно обыденным явлением, любой аэродром — вознесодром.
Как отличить, как разобраться?
Понятно, что сказания о вознесении это попытка выразить опыт общения с Богом, надежды на Бога, веру в то, что жизнь не просто плесень на шарике.
Не найти объяснения у историков, у богословов, у культурологов. У них описания, перечисления.
Объяснение у Христа. Он объясняет, Отец и Дух объясняют. Вознесение объясняет Тот, к Кому вознёсся Иисус, никак иначе.
Человеку свойственно хорониться при жизни и хоронить после смерти. Прячемся, чтобы спастись от живых, прячем покойника в могилу, чтобы спастись от беспокойств, которые подозреваем за покойником. Во всяком случае, в культе предков очень силён мотив страха перед предком. При жизни давал подзатыльник, из загробного мира тоже запросто дотянется. Восставшие из ада. Вот почему прижилось слово «воскресение» — мало «подняться», «восстать», чтобы ожить. Воскресение — подъём не мёртвого из ада, и подъём рая из смерти.
Ещё не так давно наши крестьянствующие предки очень боялись беспокойных, «незалежных» покойников, которым не лежится, которые жаждут мести. За Спасителя мстить не получится. Что, Бог Отец спит и видит, как бы за Сына отомстили, восстановили равновесие, справедливость во вселенной? Положили на чашку весов убитого Пилата или его преемников — преемников у Пилата много, ох много…
Да, Господь Иисус — беспокойный покойник, беспокойнее. Незалежный, не лежащий. Не лежалось Ему в смерти, не сидится Ему в Вознесении, Он и с Отцом, и с нами, здесь.
Богу нужно отмщение, нужно уравновесить чаши весов справедливости. Только Бог уравновешивает не добавляя смерти и страдания, а убавляя. Иисус возносится с чаши, равновесие нарушается — и справедливость достигается. Потому что справедливость и космическая гармония не в равновесии добра и зла, а в прощении. Добро и прощение, любовь и прощение — вот настоящие инь и янь. Смерти же и мести нет места вообще в Божьем мире.
Господь Иисус возносится, чтобы быть рядом с нами. Ученикам после Воскресения и до Вознесения Он казался призраком, потому что сердце говорит, что Иисус — больше нашей земной жизни, что то, что нормально для нас, для Него — невероятное унижение, уменьшение. Выйдя из смерти, Он уже был на пути к Вознесению, Он уже подымался, а человеку ведь трудно различить, где бесплотность , бестелесность умирания, а где — вознесения. Затухает сигарета или стартует ракета — мы видим одинаково крошечный кружок пламени.
Иисус возносится — и поэтому становится ещё ближе к нам. Он рядом в минуту уныния — подставляет руки, чтобы мы могли подняться повыше, над собой. Как нужно иногда бежать, чтобы остаться на месте, так Богу нужно подняться выше человечества, чтобы оказаться рядом с каждым человеком, а человеку нужно взмолиться Богу: «Я — та гробница, та пещера, в которой Тебя заточили. Освободись из меня, будь выше меня и вернись ко мне как Свет Небесный». И Господь входит в нас — входит как родители входят в дом своих детей: вроде бы и чужой дом, но не совсем и чужой, просто туда надо с большей деликатностью входить, чем в чужой — вот так Бог и входит, возносится к нам, словно мы выше его.
