«Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?» (Мк 2:8-9).
Анекдот времён Второй мировой: едет санитарный поезд, раненые, дистрофики, больные. С верхней полки спускается ниточка и слабый голос просит: «Папироску привяжите, пожалуйста!» Привязывают. Верёвочка дёргается, но не поднимается. Голос жалобно: «Вы что, и спичку привязали?»
Кажется, что исцелить паралич — папироска, а простить грехи спичка.
Только вот наука уже может исцелять расслабленных, во всяком случае, обеспечивать им активную жизнь, как Хокингу. Протезы, компьютеры, подключаемые к нервным окончаниям...
Но никакая наука и техника не могут заставить даже маленького ребёнка простить обидчика.
Сам, только сам. Простить — тяжёлый труд. Прощая, я творю совершенно новую реальность, в которой обидчик не обидчик, а я не обиженный. Это посильнее андронного коллайдера.
Кажется, что у Бога этой проблемы нет. Он же всесильный.
Прямо наоборот! Бог творит мир не потому, что Бог всесилен, а вопреки этому. Сотворением мира Бог ограничивает Своё всесилие свободой творения — особенно свободой человека. Бог наделяет человека Своим образом, а в этом образе — свобода.
Богу простить человека тяжело. Намного тяжелее, чем человеку простить человека. Мы прощаем друга по слабости, в расчёте на взаимность. Я тебе твой грех прощу, ты мне мой. А у Бога нет греха, который бы мы должны были Ему прощать. Хотя мы всё время ищем за Ним такой грешок — к этому сводится «теодицея», поиск — за что бы такое простить, оправдать Бога.
Мы прощаем расслабленно, паралично, неполно, ущербно. Бог прощает наотмашь.
Наш паралич пройдёт, когда мы скажем себе, что не можем прощать, что лишь имитируем прощение, что до глубины не прощаем — и согласимся лучше быть паралитиками телом, но дать Богу прощать через нас, как только Бог может прощать.
