«Иисус сказал: Я — свет, который на всех. Я — всё: всё вышло из меня и всё вернулось ко мне. Разруби дерево, я — там; подними камень, и ты найдешь меня там» (Евангелие Фомы 77).
Фраза кажется более гностической, чем христианской. Первая половина — очевидно «наша», ведь есть «Я свет миру».Так что заявление Джека Финегана, что «первая фраза это изречения без сомнения должна быть признана по своему смыслу гностической», — на совести Финагана. Но вот с Богом в полене и в орудии пролетариата — непривычно.
Неудивительно, что Жан Доресс предлагает параллель с гностическим евангелием правды: «Всё искало его, из которого он вышел, и всё было в нём, неосязаемое, непознаваемое». В Деяниях Петра, 39: «Ты есть всё, всё есть ты, ты есть, и ничто, что существует, не существует, но только ты».
Цитаты симпатичны тем, что сразу видно и различие. В этой фразе не говорится, что ничего не существует. Есть и булыжник, и полено, просто свет и в них. Ничего не говорится про непознаваемость. Свет виден, следовательно, свет познаваем. Слепота — грех или результат греха, может быть, просто болезнь духа, так или иначе — слепота лечится, веки подымаются, человек может видеть и познавать. Конечно, не Бога (Бог невидим), но творение — вполне познаваемо. Другой вопрос, что полезно знать, что, собственно, ты хочешь узнать. Свет в булыжнике увидит тот, кто предупреждён, что там есть свет. Свет из полена просто так в глаза не брызнет.
Комбинация камня и дерева может иметь символический смысл, но может и не иметь. Пророки довольно часто обличают идолов, подчёркивая, что они из мёртвой материи, но тут как раз материя получается не совсем мёртвая. Скорее уж, Екклесиаст 2, 10 к месту:
«Кто передвигает камни, тот может надсадить себя, и кто колет дрова, тот может подвергнуться опасности от них».
Тут о том, что человеческий труд несёт в самом себе такую опасность, что, может, лучше и не начинать трудиться. Саданёшь топором по ноге… Тем не менее, аллюзия напоминает, что Иисус — плотник. Иногда даже хочется сказать «просто плотник». Не Гарун ар-Рашид, переодевшийся плотником, а натуральный строитель, который работал как с деревом, так и с камнем, ведь это же Палестина, а не Кижи. Так что тут как раз нотка может быть очень приземлённой.
Конечно, есть соблазн увидеть тут самовосхваления: мол, всё начало быть через меня, без ничто не начало быть, что начало быть… В общем, пролог Иоанна. Только когда это говорят о другом — это теология, а когда о себе самом — это сатанизм.
Кстати, тот же Финеган вторую часть считает как раз более ортодоксальной: мол, это обещание быть рядом с верующими. Вроде такого глобального причащения. Бог в хлебе, и в вине, и в асфальте, и в бревне. Но в чём, собственно, утешение? Ну, есть свет в бревне — и что? Вот радость-то…
Ф. Брюс полагает, что фраза безусловно неортодоксальная, потому что идея, что всё в Боге и что Иисус воплощает полноту Божеста (Колосс. 1, 17 и 2,9) — это одно, это почти Мф. 18, 20, но тут — «пантеистические термины». Джозеф Фицмайер чуть поправляет: не пантеизм, а «панхристизм».
Есть и более «спокойная» интерпретация — у Иеремиаса, Гарнака и т.п.: что тут Иисус показывает, как Он присутствует в любой личности, даже если она занимается тяжёлой и опасной (тут опять к месту Екклесиаст!) работой. В общем, не бойтесь, Я рядом, чем бы вы ни занимались, как приятный бонус.
У такой спокойной интерпретации тот плюс, что не надо притягивать за уши гностицизм. Но всё-таки кажется, что это не верно, потому что первая часть изречения оказывается избыточной. Ну да, всё творение от Бога, всё вернётся к Богу из этой юдоли печали, но что же тут утешительного здесь и сейчас? Если меня лев съест, я, конечно, как и лев, когда-нибудь воскресну, но всё же процесс растерзания львом от этого не становится менее мучительным…
Заметим, кстати, что Иисус не говорит «разруби зайца, и Я там, разрежь орла, и Я там». Иисус берёт пример из царства неодушевлённого. Пантеист, между прочим, обычно поступает наоборот.
В конце концов, тут важны два принципа истолкования: текст желательно не препарировать (а то были комментаторы — неудачники — которые предлагали рассматривать две половины порознь) и желательно без нужды не прибегать к экзотике. Может быть, именно контраст, который смущает комментаторов, и есть смысл фразы? С одной стороны, с другой стороны.
С одной стороны, Бог — свет, Бог не сотворил зла, с другой стороны — даже там, где света заведомо нет, Бог тоже есть. Сердцевина дерева и внутренность камня — символ тьмы. Даже в пещере могут быть отблески света, но в камне и в дереве — нет.
Это не о равновесности добра зла, не про инь и янь, которые якобы составляют пару. Это традиционнейший, древнейший библейский мотив: всё творение — Божие. Тут даже «христианского» ничего нет, если не считать того, что сказано не в третьем лице, а в первом.
Почему не вошло в Евангелие? А почему черновики к «Войне и мире» в десять раз больше «Войны и мира»? К тому же что значит «не вошло в Евангелие». Не вошло в четыре авторских евангелия, но в устной традиции было, в евангелие Фомы вошло — вполне достаточно. И когда глаза ослепнут, когда тело одеревенеет, а мозги станут инертными, словно гранит, вот пусть вспомнятся эти слова — Всё может померкнуть, и всё померкнет, но Бог — не иллюзия, которая исчезает с нами, Он та среда, в которой только и возможны все остальные среды.
Божественная среда, говоря словами отца Пьера, совершенно не гностика и не агностика, а просто римо-палеонтолога, который только и делал, что раскапывал камни, бывшие одновременно яйцами динозавров. Может, динозавры потому и вымерли, что сердца их окаменели, и яйца стали выходить каменные. А каменное сердце то, которое не видит даже в самом мрачном человеке — света.
