Матфей сильно переделал притчу Марка о приглашенных на свадьбу, сделав героя царем с армией. Эпизод из жизни среднего класса превратился в эпизод из истории войн. Очень возможно, что переделка — ответ на гибель страны и Храма, объяснение (во вполне традиционном духе) причин катастрофы. Не ценили, что имели, вот и потеряли. Возомнили себя высшими существами, вот и рухнули ниже нижнего.
В очередной раз совесть напоминает: не наглей. Прежде, чем спрашивать, почему Бог допустил страдание, поверни перископ внутрь. Пилил сук, на котором сидел? Пилил. Решил, что сам с усам? Решил. Отказался от помощи? Отказался.
В смысле, «отказался»? От чего отказался бедолага, который отказался от красивой одежды — скорее всего, речь шла о накидке.
Сам по себе человек намного слабее большинства животных, зато умеет компенсировать слабости. Нет копыт — изобрел обувь. Нет ногтей — изобрел нож. Нет рогов — изобрел копье. Нет шерсти — изобрел одежду. Отличное изобретение, из которого апостол Павел сделал отличную метафору: Бог это одежда верующего. Кто верует в Христа, должен одеться в Христа. Такое сравнение отлично уравновешивало противоположное сравнение Павла: не я живу, а Христос во мне живет.
Что компенсирует Иисус как одежда?
Бог умеет прощать — я не умею. Одеваюсь в Бога, пусть Он прощает, защищая меня от злопамятства. Что, разрушение Храм это Бог? Ай, бросьте! Это всё тот же перепиленный сук! Лицемерили? Бедняков и женщин давили? Строили веру на принуждении? Ну и все. Жрать сладкого не надо, не будет диабета, а жрешь — не вини Бога за диабет.
Бог любит — я не умею. Одеваюсь в Бога. Да, это смешно, как человек, который напялил на себя костюм цыпленка и рекламирует закусочную, где подают курятину во всех видах. Или, точнее, оделся Микки Маусом или Дедом Морозом и развлекает детей. Только в карнавальном костюме душно, а в Боге свежо, и не мы притворяемся Богом, а Бог сливается с нами. Экзочеловек. Внешний скелет, поддерживающий нас, инвалидов по духу.
Любовь — одежда! Адам и Ева увидели, что они голые? Они были не голые, а обнаженные, раздетые, потому что скинули с себя одежду любви и занялись голым сексом, «ничего личного». Кто любит — не гол, одет в любовь и понимает, что любовь — не я как таковой, а ткань, сотканная из меня, другого и Бога. Не коктейль из секса, домоводства и детей.
Без Бога человека нет, есть обезьяна. Человечность — это образ Божий, данный нам в качестве одежды. Бог приходит и одевается в эту Человечность валяется и пылится, пока люди заняты истреблением и унижением друг друга, и вот приходит Бог и одевается в эту человечность.
А мы одеваемся… Кто в деньги, кто в садизм, кто в мазохизм, кто в страдание. Как папье-маше делают? Обклеивают форму кусочками бумаги. Ну вот обклеим себя кто деньгами, кто слезами, а потом раз — и вот уже кукла есть, а человека внутри нет. Пусто.
Страдание нужно нести как Иисус нес перекладину от креста, а одетым нужно быть в Бога, как Иисус одет в прощение и сострадание нам, мне. Мы верующие, а живем наоборот: Бога несем напоказ словно хоругвь в крестном ходе, а одеваемся в свои болячки и проблемы. Обклеиваем себя и задыхаемся в футляре. А одеться в Бога означает вырваться на простор — простор сострадания, созидания, солидарности. Так это ж и есть Царство Божие! Оно просторнее любого материального пространства. Иногда для этого нужно одеться довольно экзотично — с материальной точки зрения. Иоанн Предтеча в верблюжьей кожанке ходил, это среди палестинской-то жары! Да, оделся верблюдом — и в угольное ушко. Узковато, да, головы лишился. Но зато прошел, и нам не дай Бог потерять голову, а дай Бог жить Богом, дышать Богом и носить Бога так, чтобы всё вокруг не смотрело на нас с удивлением и недоумением, а пело и плясало как на свадьбе.