«и не получил бы ныне, во время сие, гонений, во сто крат более домов, и братьев и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной» (Мк 10:30)
В синодальном переводе очень остроумно два разных русских слова передают два разных греческих: «время» — «кайро», «век» — «эон».
Проблема в том, что в греческом языке «кайрос» не только время, а «эон» не только «столетие».
Это не имело бы особого значения, если не было учения о «вечных» муках — то есть, об адских мучениях в «эоне». У нормальных людей это учение вызывает недоумение, говоря мягко, у не вполне нормальных — сладострастное наслаждение, достойное рая.
В современных языках вообще намного больше обозначений разного типа времени. Так ведь и часы сейчас есть у каждого, до секунды иногда следим, а в Евангелии «стражи» — то есть, три часа это вполне удобная единица времени, какие уж там минуты и секунды. Впрочем, и в современном русском языке «час» не только 60 минут, но и некая неопределенная протяженность: «делу время, потехе час». С другой стороны, «час любви» может быть и сильно короче 60 секунд.
У Блока в разговоре проституток «на время десять, на ночь двадцать пять, и меньше ни с кого не брать» — «время» («кайрос») это может быть и четверть часа, обстоятельства разные бывают, да и «ночь» вряд ли длилась до восхода.
В иврите греческому «эон» соответствовало «олам» — на арамейском звучало «алма». «Во веки веков» тогда похоже на «царь царей», «песнь песней» — удвоение для обозначения превосходной степени. Русским хорошо, у нас для всяких степеней куча суффиксов, а евреи бедные.
Греческое «кайрос» это не «олам», а «от». Например, в рассказе о творении мира светила для «от» (Быт 1:14) — в синодальном переводе «знамений», в переводе Селезнева — «сроки». Это не совсем понятно, потому что в русском языке «срок» это не столько длительность времени, сколько конкретный момент времени, к которому нужно что-то успеть. Но греческое «кайрос» дает подсказку, потому что это не определение времени, это определение размера, а еще точнее — меры. Все хорошо в меру!
В то же время преувеличивать различие «времени» и «века» не стоит. Это, действительно, язык эпохи, в которой точное время играно намного меньшую роль, чем в наши дни.
Кстати, «наши дни» — это ведь не набор отрезков по 24 часа, это опять в высшей степени неопределенный отрезок, примерно равный средней продолжительности жизни говорящего. Для пожилого человека «наши дни» длиннее отрезок, чем для его собеседника-подростка, и оба это понимают, и это ни одного из них не затрудняет.
Так что совершенно не следует видеть в «эоне» название вечности. Например, во Второзаконие (15:17) описывается особый обряд, который делает раба временного рабом «тон эон» — ивритское «олам», но речь идет, разумеется, о времени до смерти раба. «Пожизненно», не более.
Если «эон» сам по себе не вечность, то из него можно сделать вечность тем самым удвоением, и у Марка «жизнь вечная» это «зоэн эонион».
В довершение неясности эта самая вечная жизнь «приходит» — то есть, накладывается на «время гонений».
Жуткая неясность, но в этом весь смысл Царства Божьего, которое «приблизилось», «наступило», но ничуть не отменило царства сатаны, зла, мрака.
Иисус рисует абсолютно абсурдную картину, по определению. Он обещает в сто раз больше отцов, матерей, детей, земель не в наступающем «вечном» царстве, а именно сейчас, «среди гонений». Нет, ну кто-нибудь разве когда-нибудь получал в сто раз больше конфискованного?!
А в «эоне» обещана какая-то «эонная жизнь».
Со стороны это чистая шизофрения, словесный понос.
Изнутри веры это примитивно и самоочевидно. Ну как когда любишь, самоочевидно, что любишь самую красивую? Ну вот, когда веруешь, самоочевидно, что тебя ведут на расстрел, а идешь ты на пьедестал почета. Дорога одна, и ты не отрицаешь, что там расстрел, а все-таки пьедестал. Это касается матчасть. А по части духа — ну вот, вечная вечность. Тебе говорят, что сейчас тебя не будет, а ты с сожалением смотришь на говорящего: это его сейчас не будет, потому что кто убивает, тот себя уничтожает, а я уже в таком бытии, что могу тебе отрезать кусок, и у меня останется больше, чем было. Хочешь пару лет подарю? Или три тысячелетия, не жалко?
