«Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду» (Еф 2:14)
[По проповеди в воскресенье 19 ноября 2023 года]
«Мир» в оригинале «эйрини», «ирина», то есть, шалом и салям. На латыни pax nostra, и тут сходство с русским, в котором одинаково звучат слова, в других языках разные, «мир» как отношения с другими, и «мир» как космос (так что в латинской Библии «примирение» не от «pax», а от «собирание», «консилиума», «реконсилиум». Только связь все-таки есть. Доннам сравнил человека с частью материка, частью мира. Уже в наши дни стало популярно изречение о том, что человек это целая вселенная, гибель одного есть гибель космоса. Правда, вывод из этого часто делают вполне людоедский: ты убил? Ты уничтожил вселенную, следовательно, надо для укрепления безопасности и мира убить тебя, твою семью, твоих друзей, твоих односельчан, твоих… В общем, «всех убью, один останусь», мотто милитаризма.
Эти слова за богослужением оказываются введением к рассказу Луки (глава 8), где сплетены вместе — редчайший случай — два повествования. Иисус идет к начальнику синагоги, но по дороге из Него буквально вытаскивает исцеление больная. Входя в комнату, где лежит умершая девушка, Иисус берет с собой только трех учеников. Родители, конечно, тоже тут. Микрокосм, прямо противоположный тому, который налицо в рассказе об уличном чуде, где несчастная смогла прикоснуться к Иисусу, потому что Он был окружен толпой. Толчея была ее шансом, потому что если бы она была перед Иисусом лицом к лицу, то, скорее всего, постеснялась бы или ее бы не подпустили, потому что она страдала кровотечением, а кровь делала человека нечистым. Как, между прочим, и смерть.
Иисус от одной нечистоты приходит к другой. От нечистоты болезни к нечистоте смерти. Из мира толпы в мир одиночества. Кто просит, всегда оказывается в мире множества нуждающихся. Словно в приемном отделении больницы. Это очень замкнутый мир, изолированный от обычной жизни, где человек имеет привилегию быть единицей, а не нулем среди других нулей. Но есть и другая крайность — мир смерти, мир похорон и траура, мир скорби, где, даже если соберется огромная погребальная процессия, все равно каждый один, потому что каждый не умер, и это странно. Быть живым естественно, но только не когда рядом умерший. Смерть другого словно накрывает стаканом, ты оказываешься растерянным одиночкой, словно не родившийся ребенок. Социальное действие теряет смысл — ну какой, в самом деле, смысл в стоять и смотреть на труп.
Вот почему над Иисусом «смеются». Кто смеется? Не толпа. В комнате всего-то три ученика и родители умершей. Родители и смеются — горьким смехом осиротевших людей, оказавшихся беспредельно одинокими. Такое горе не объединяет, а разъединяет. Это горе недоверия. У них был свой мир, и вот нету его. Умерла та, на которой держался этот мир. Ишь, «спит»… Это Бог дрыхнет, видимо, если люди умирают.
Мир больных, мир умершего, мир живых — это один мир, хотя и лишенный мирности как общения, единства. Разве можно считать миром единство в нужде или в горе. И есть мир Божий. Христос соединяет эти два мира чудом Божьей солидарности и человеческого воскресения.
Спасение, избавление… Иисус соединяет два мира. Если мы надеемся на Бога не только как на далекого повелителя мира высшего, но как на Того, Кто с нами страдает, умирает и воскресает, то уже нет мира одиночества и покинутости. Да, смерть есть, но мы стоим вокруг умершего не как бусины, лишенные нитки, а наоборот, как капли воды, собравшиеся в облако. Вера, доверие Христу объединяет нас вопреки усилию небытия разъединить нас.
Мы твердим, что нету никакой спящей красавицы, что есть мертвое уродство, что мир это преддверие морга, что все не спит, а гниет. Нету никакого пробуждения и быть не может! Нету будущего, есть лишь ожидание конца. Нету, нету, нету. Умерла, умер, умерли все.
Не умерли, а спят! Спим и храпим, спим и сопим, спим и ворочаемся, и пытаемся спихнуть других с того, что нам кажется кроватью, одр смертный, а это не одр, а орбита вокруг Бога. Только с Богом вечная жизнь это жизнь, а без Бога и воскресение тупик и дрема.
Иисус соединяет мир одиночества, покинутости, изолированности с миром толпы, сплоченности по нужде, от нехватки — соединяет с миром Творца, и тогда всему находится правильное место. Без Иисуса даже любовь буксует и тормозит, и если где-то любовь летит, значит, там и воскресший Господь. Другое дело, что летает та любовь, которая одновременно крестный путь среди насмешек и недоверия, прежде всего, нашего недоверия к самим себе, но и к Богу, и даже к любимым. Все вокруг кричит «умерли», а любовь выпевает «спит-спит», «спии-ит». Целоваться не полезем, это не поцелуями лечится, а верой, терпением и миром с Богом, людьми и самим собой. Тем миром, который родился на Голгофе и уже не умирает, а лишь воскресает и воскрешает. Миром Божьим, внутри которого бесконечно много миров любви между людьми, и в то же время это мир единый, мир единства, мир единственности. Мир Царства Божия.