«И вот, там был человек, имеющий сухую руку. И спросили Иисуса, чтобы обвинить Его: можно ли исцелять в субботы?» (Мф 12:10)
Антифарисейские события следуют одно за другим. Столкновение за трапезой у Левия — столкновение из-за колосьев — и вот, через неделю, новое столкновение в синагоге. Вопрос фарисеев — как и фарисейство в целом — кажется абсурдным, особенно для человека незнакомого с историей религии. С точки зрения абстрактного «здравого смысла» исцелять хорошо в любой день недели. С точки зрения этого же здравого смысла абсурдного — непрактичного, словно назло доставляющего людям осложнения — вообще слишком много в религии. Вот пример не из библейского опыта: в Риме вечно не хватало воды, какие бы акведуки ни прокладывали. А почему? С водой было связано слишком много религиозных представлений — в частности, вода считалась живой и вместилищем божественного, и потому вода должна была течь. Римский водопровод не знал кранов! Вода текла и текла, и только поэтому ее вечно не хватало.
Конечно, религиозность сама по себе не делает нас идиотами. Скорее наоборот. Только на бумаге все дни одинаковы. Религия — и современная наука — знает о существовании ритмов, знает, что неделя отрезок не произвольно избранный, а связанный с движением космических тел, что человеку психологически необходим оазис в суете его жизни. Религиозные установления нелепы, если мы закрыты для огромной, невидимой части мира. Но такая закрытость сама нелепа — все равно, что считать, будто корабль кончается на ватерлинии. И уж конечно, Иисус борется с почитанием субботы не потому, что не понимает смысла этого почитания. В конце концов, именно Он — Тот, кто установил субботу. Он первый отдыхал в день седьмой. Фарисеи ближе к Богу — и к Христу — чем все прочие Его современники, поэтому Он с ними постоянно и сталкивается; нельзя ведь столкнуться с тем, что далеко.
Здесь Господь сталкивается не с пустым обрядоверием — если бы так, не стало бы Откровение вновь и вновь говорить нам о фарисействе. Господь сталкивается с полнокровной религиозностью, и именно в ней обнаруживает некий страшный дефект. С величайшим трудом люди поднимаются по лестнице, ведущей к Богу, на протяжении веков накапливают духовный опыт и располагают известные им реальности и ценности в определенной иерархической последовательности — в виде лестницы, в сущности — на вершине которой находится Бог. Величайших усилий требует понять, что, кроме физического здоровья, есть еще и здоровье душевное, а есть еще и духовное — и душевное, а тем более духовное здоровье важнее телесного. Это ведь действительно так, и в христианстве это еще основательнее понято, чем в любой другой религии. Соблюдение субботы (или воскресенье) укрепляет духовное здоровье, а потому — о физическом здоровье лучше побеспокоиться в другой день, если в заботе о нем мы нанесем ущерб своему духу. Исцелять надо не в субботу.
Это не фарисейский (в современном значении этого слова, когда под фарисеем имеют в виду какого-то лжерелигиозного урода) ход мысли — это религиозный ход мысли. Это глубоко верующий способ восприятия мира. Он, однако, оказывается абсурдным, противным здравому смыслу, и против него восстает Христос — источник постоянного и глубокого здравомыслия. Это здравомыслие поражает и в настоящих христианах — например, в оптинских старцах. Где же тут зазор? Как сатанинское извращение ухитряется вклиниться между Богом и нашим совершенно искренним стремлением к Богу?
Фарисейство есть картина мира, где существует Бог и наше стремление к Богу — но где не существует стремления Бога к нам. Это извращенная картина мира, открывающая доступ лукавству. Такое восприятие мира было извращено и до и без Христа, потому что Израилю Бог открывался как Некто открывающийся: стремящийся, любящий, ревнивый. С откровения Иисуса это восприятие мира становится ложно вдвойне, ибо если откровение дохристианское еще можно было представить как абстрактное добро, то Иисус — это Бог буквально пришедший в мир. Фарисей, всего навсего, не видит в Иисусе — Христа, не видит в Боге — Спасителя. Для фарисея Бог — итог спасения, а не его источник. И потому фарисей (иудейский, христианский, какой угодно) не видит в добре — добра. Его мир религиозен, но безнадежно скучен. О, он надеется на спасение — но это надежда на себя, а не на Бога, на обряд, а не на Обряжаемого. Какие бы надежды фарисей ни питал, он — существо здравомыслящее, а потому он понимает, что язык религии — в этом мире есть язык иностранный. А самое скучное и нудное (и героическое) занятие в мире — учиться по самоучителю иностранному языку.
Конечно, фарисейство не изначально порочно. Оно было религиозной добродетелью и превращается в религиозный порок только с приходом Христа. Глупо, порочно и бездарно сидеть, уткнувшись в самоучитель немецкого, когда к вам пришел немец, желающий и умеющий научить вас своему языку. Пришел Христос — все должно измениться.
Исцеление сухорукого в субботу — итог изменения. В присутствии Христа добро становится цельным добром, а не иерархией ценностей от менее добрых к совершенно благим. Спор об исцелениях в субботу без Иисуса носит совершенно схоластический, идиотский характер, ведь кроме Него исцелять некому. И именно потому, что Иисус здесь имеет дело с фарисейством — то есть, можно сказать, с воплощением религиозности и веры — Он так необычно исцеляет. Ведь большинство исцелений Христос совершает в ответ на веру, когда Его просят. «И не совершил там многих чудес по неверию их» — будет сказано чуть ниже (Мф 13 58). А здесь Он имеет дело с чем-то уникальным — с верой, которая ни о чем не просят, ни на что не надеется, никого не любит, с верой в Спасение, которая не просит Спасения. И в ответ на эту уникальную веру Он совершает уникальное исцеление. Он выдергивает человека из толпы. Сухорукий не просил исцеления. В конце конце, омертвевшая рука — не самое страшное для мужчины, она не так уж мешает заработать на жизнь, иметь детей. Иисус и не спрашивает его о вере, не спрашивает, хочет ли тот исцеления — а просто исцеляет. Мужик стоит молча, растерянный. Он не сопротивляется — это тоже важно, но он и не благодарит. Спасение и Царство Божие являются ему — и нам, читающим — в предельно лаконичном, обнаженном виде своей сути: в виде жизни. Рука была мертва — и ожила. Спасение — это жизнь. Все остальное — приложение.
Иисус восстанавливает какое-то неземное, райское, изначальное здравомыслие: «В хорошем нет ничего плохого, кроме хорошего». Против этого здравомыслия христиане совершают преступления ежедневно. Наше фарисейство — не только и не столько обрядоверие. Мы отрицаем стремление Бога спасти нас не только, когда все спасение относим на счет обряда, но — и более всего — когда отрицаем право и возможность Иисуса нарушить субботу. Наша суббота, конечно, не день недели. Чем для древнего иудея была суббота, для нас стала Церковь. Если мы отрицаем возможность Христа исцелить, спасти кого-то, кто не в Церкви — вот наше фарисейство.
Человечество часто сравнивают с одним телом; собственно, слово «человечество» и подразумевает существование единого организма, в котором каждый из нас — лишь один из членов. И у этого организма по крайней мере одна часть тела — скажем, рука — мертва. Это те люди, которые не нападают на Церковь и не входят в нее, которые не ищут Спасения и не отпихивают его. Они просто мертвы религиозно, хотя часто очень даже живы нравственно. Всех нас — христиан — Иисус исцелил достаточно напористо: не то, чтобы мы не просили о спасении, но, конечно, энергия нашего стремления к Богу кажется нулевой в сравнении с энергичностью Его устремления к нам. Человечество спасено — в целом, хотя оно еще и беснуется, и рука у него сухая. Так вот, кощунством и фарисейством для нас, спасенных, будет говорить, что нашу сухую руку — наших братьев и сестер, не могущих попросить спасения — Господь не может спасти. А ведь таких большинство среди неверующих: людей, холодных к Евангелию не по злобе, а по мертвости своей (не говоря уж о том, что многих отвращает от Христа наша, христианская, практика). Господи, в день Явления, Встречи и Суда — даруй исцеление, спасение, вечную жизнь тем сухим душам, которые и жаждать не могли, и не плевали в источник Вечной Жизни, а просто не подозревали, Кто Ты. Они не звали Тебя и не гнали Тебя — Ты Сам приди к ним и исцели их для Отца в Духе Святом.
Видимо, проповедь в храме, 1992 г.
