[По проповеди в воскресенье 3 марта, посвященное притче о блудном сыне]
Притча о блудном сыне как притча о возвращении к Богу, в Дом Отчий, это прекрасное толкование, потому что Дом Отчий это прекрасно.
Другое дело, что Господь Иисус Христос рассказывает притчу не для того, чтобы призвать к покаянию. Это ровно то же, что притча о сбежавшей овце с выводом: «Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк 15:7).
Только сбежавшая овца заменена на блудного сына, а 99 праведников сведены к сыну одному, зато старшему и с далеко не овечьим выражением лица.
Тема настолько важная, что есть отдельный женский вариант про хозяйку, которая ищет монетку, на которую и кусок хлеба не купишь, но вот заело её… Ведь только что была вот здесь, и вот ее нету, ну обидно за голову. Именно на мелких и ничтожных вещах вдруг переклеивает. Что не означает, что человек для Бога мелкая и ничтожная вещь, хотя для самого себя… «Боже, помилуй меня, мелкий и ничтожный объект»… «Объект» это еще слабо сказано.
Почему так? Почему мы правы, когда сердимся на человека, видеть его не можем, но все мысли о нём, какое он ничтожество, анеправы, когда мы его забываем, вычеркиваем из памяти напрочь?
Потому что про ничтожного и мелкого себя каждый твёрдо знает: без меня мир неполный, как сказал герой Андрея Платонова.
Бывает неполнота материальная, которую легко перенести. Легко, если сердце тянется к любви. А как тянуться к любви, если тянешься — и видишь неполноту духовную, неполноту мира, в котором и Бога мало, и людей — случайная выборка. Сколько людей не родились, сколько умерли преждевременно, а сколько людей живут, но мы с ними никогда не соприкоснемся.
Только в юности человеку обнять всех людей, не меньше, с каждым познакомиться, вырваться за пределы ограничений, которые наложены обстоятельствами. Да, обычно этот порыв — чтобы найти одного-единственного или одну-единственную, но лиха беда начала. А потом найдешь или не найдешь, но порыв улегается, смерть приближается, неполнота перестает восприниматься как ненормальность. Просто так все устроено.
А Бог не устает. Бог — в отличие от отца в притче — идет за нами, сопровождает и даже опережает нас, по мере Своих сил и нашей свободы меняя мир под нас, чтобы нам не пришлось возвращаться, чтобы мы встретили Бога, идя вперед. Бог просит нас: «Прими Меня как своего помощника, секретаря, коллегу… Я буду хороший!» Но мы не слышим, мы ищем сотую овцу, десятую любовницу, ну и денег, конечно, денег, и не драхму, а чтобы хватило на квартиру, и на еще одну квартиру, и на автомобиль, и внукам, которых у нас… Вот почему неверующие часто лучше верующих — те неверующие, которые ищут правды, а не шашлыка. А мы, найдя Бога, часто активнее ищем шашлыка, только теперь мы молимся перед едой. А что после еды? Желудок полный, а душа?
Открыть себя Богу и выйти навстречу Богу и людям, и идти, чтобы восполнить все то, что мы растратили, прогуляли, проспали и разрушили. Восполнить — но не уйти обратно в себя, который к отцу просился на время, а идти дальше, потому что полнота мира не геометрическая, а жизненная, это растущая полнота, бесконечно растущая, потому что это полнота в Боге, от Бога и с Богом Живым.