«Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет» (Мк 12:31)
Когда ещё в быту употреблялись цари, родился образ: сравнивать себя с кем-то, если ты веруешь в Бога, — всё равно, что, войдя в царский дворец, представ Царю на троне, подойти к окну и, выглянув в него, начать разглядывать толпу во дворе.
Но было бы нечестиво идти к Богу, просто забыв о людях. Религиозная жизнь, которая есть Любовь, сложнее. Господь соединяет любовь к Себе и любовь к ближнему неразрывно.
Надо благодарить Бога, что я таков, как все прочие люди — по своей человеческой природе. Иисус спас меня, соединив Свою божественную природу с человеческой — я имею возможность соединить свою человеческую природу с божественной — но только, если я действительно войду в человеческую природу, а это подразумевает любовь к ближнему как к себе, способность отождествить себя с сутью ближнего, не теряя того, что сверх природы, что делает меня не только частью человечества, но и неповторимой личностью.
В брачной любви человек такой опыт имеет — даже не в любви, а во влюбленности. Он видит другого каким-то двойным зрением, при котором недостатки его словно не существуют, исчезают.
Я — таков. Я — ближний. Кстати, это означает, что ближний далеко не постоянно должен быть в моей памяти — краткосрочной, оперативной. Наоборот: большие, капитальные вещи не бросаются в глаза. Мы себя не поминаем ежеминутно, не признаемся ежесекундно в любви к себе, но карта всего мира у нас определяется именно от себя — а по мере любви к ближнему, и от него.
Любовь к ближнему «как к себе» — эти слова часто истолковываются как некое равенство: точь в точь как себя. Но ближнего надо любить больше, чем себя — не чтобы перещёголять Давшего заповедь, а чтобы перебороть самого себя. Мы все время недооцениваем размер нашей любви к себе, видим лишь треть или четверть ее, и потому даем ближнему меньше, чем должны на самом деле.
Есть самое меньшее два простых критерия, по которым без труда можно проверить, любим ли мы ближнего; о них писала св. Тереза Авильская. Во-первых, радуемся ли мы похвалам ближнему больше, чем похвалам в свой собственный адрес? Во-вторых, научились ли мы так же не замечать недостатков ближнего, как не замечаем собственных? Наша любовь к себе прекрасно покрывает наши недостатки — мы их с трудом различаем после многочасовой подготовки к исповеди; так же должно быть и с ближним. Наша любовь к себе радуется похвалам в свой адрес — так же должно быть и с похвалой ближним.