«когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел;» (Мф 13:25)
Есть в ЖЖ с давних времен автор, пишущий под псевдонимом agias_grafas. Я с ним списывался, он был очень доброжелателен, но имени не раскрыл. Я несколько раз использовал его этюды для своих заметочек, поскольку он знает греческий по-настоящему и умеет это знание приложить к Евангелию. Видимо, за последние годы он выучил еще и иврит, потому что свежий его этюд посвящен анализу притчи о пшенице и сорняках.
Вообще, эта притча — только у Матфея, она вставлена после притчи о сеятеле, которая у Марка выполняет роль Нагорной (у Луки — Подгорной) проповеди. Матфей нанизал сразу несколько притч о Царстве, намного короче притчи о сеятеле, иногда это просто метафора, как с горчичным деревом.
В притче противопоставляются сыны Царства и сыны лукавого. Это, между прочим, напоминает, что в «Отче наш» с его симметричным построением, Имя и Царство в начале, а «лукавый» в конце, симметричен им.
«Плевелы» это Lolium temulentum, сорняк, очень похожий на пшеницу и сопутствующий ей, паразитарное растение.
Графас указывает, что на иврите это растение называет «зудим», а этимология возводится к глаголу «зана», «означающему среди прочего «вырождение». Дается и отсылка. Меня смущает «среди прочего». Этимология вообще чрезвычайно специфическая сфера. Делать выводы, что плевелы с точки зрения евреев были выродившейся пшеницей, вряд ли стоит. Впрочем, цена вопроса ничтожна. Графас хочет сказать, что сыны Царства и сына лукавого это не две разных расы, речь не о людях и чертях, а о разных людях, о праведниках и о грешниках. Но это и без этимологии очевидно. «Сын греха», «сын блудницы» и т.п. — это обозначения людей, а не каких-то демонов. Когда евангелисты говорят о демонах, они и пишут «даймонос». Слово «сын» — это способ указать на то, что такой-то человек (именно человек) обладает определенным качеством.
Затем идет анализ созвучий. Например, «пшеница» — «хита», «грех» — «хата», но иногда и «хита».
С такими созвучиями надо быть очень осторожными. Во-первых, поскольку древние тексты были без гласных, то мы часто просто не знаем, как слова звучали. Во-вторых, именно каламбур — самый сложный вид языковой игры. Я часто пробовал каламбурить по-английски, но англичане меня почти никогда не понимали. Это ведь лишь кажется, что есть один звук «а», на самом же деле есть несколько разных фонем под одной вывеской, и ухо носителя языка может крайне чувствительно к тончайшим оттенкам.
Впрочем, сходство Lolium temulentum и пшеницы само по себе, ботанически, достаточно велико, так что тут созвучие не принципиально. Только Графас добавляет, что у глагола «зана» есть и основное значение — «блудить», «изменять». Так что «сорняки» могли ассоциироваться с блудом.
Очень интересно зато замечание Графаса: «Есть впечатление, что в притче все же звучало не прямое «пшеница», а аналог нашего «хлебá».
Это очень тонкое чувство русского языка. Есть ли этому соответствие в арамейском того времени, другой вопрос.
Что Царство «подобно человеку» Графас считает «любопытным», но на мой взгляд, тут нет ничего любопытного. В притчах главные герои кажутся заместителями Бога, но это ошибочное впечатление. Цари в притчах почти всегда римские императоры, придурковатые и жестокие с точки зрения жертв империи. Притча не аллегория, она не об актерах, а о сюжете. «Царство Небесное подобно» относится не к слову «человек», а ко всему последующему анекдоту (притча ведь разновидность анекдота). Она — о том, что спать не надо, и большинство притч Евангелия именно об этом. Бди!
Греческое «хорошее семя», «калон смерма» Графас считает возможным переводом арамейского «бар зэра» — «сын семени». Что «экзегетический» означало «зерно сыновства».
Дальше — больше. «Поле» по-арамейски «бара», но «бара» это и «создал», так что «поле» это все мироздание… А «враг» это «ар», и это «ар» по одной гипотезе восходит к глаголу «арар» — «возражать», «иметь претензию», и вот есть в Талмуде фраза о том, что при разводе муж отказывается от претензий на некое поле.
Отсюда Графас делает вывод, что «враг» не просто подбрасывает свои семена на Божью ниву, а выдвигает претензию на то, что Божий мир — не Божий, а его, лукавого.
Так по-еврейски «ар» это еще и «проснулся»! А в притче говорится, что «люди спали». То есть, враг не спит! А ты?!
А еще «люди», полагает Графас, на арамейском было как «сыновья человеческие», «бэней адам». А «земля» — тоже «адама». То есть, притча говорит слушателям, что они — сыны Адама и сыны земли, это они «посеяны».
А еще в притче сказано «пришел враг», а «пришел» на иврите «ба». «Ба ар». Красота!
А еще «между» на арамейском «бэн» — так же, как «сын».
В итоге притча, как реконструирует ее оригинал Графас, полна аллитераций и намеков:
«Царство Небесное подобно человеку (адам), посеявшему (зара) доброе_семя (бар_зэра) на поле (бара) своем; когда же люди (бэней [бар] адам) спали, пришел (ба) враг (ар) его и посеял (базар) плевелы (зуним) между (бэн) пшеницею (хита) и ушел (вэ_азаль); (Матф.13:24,25).
Аллитерация на б/р принципиальна: эта притча — о сыновстве.
Далее притча называет врага хозяина «враг человек». Оба слова в именительном падеже. Графас уверенно заявляет, что на арамейском тут было «баал давав», «господин клевета», клеветник. И опять намечается каламбур: «дабав»было близко к слову «муха», так что выходит «баал зэвул», всем хорошо знакомый Вельзевул, Повелитель Мух.
Очень много аллюзий, и вывод: притча о сыновстве и о множественности. Множественности? Да-да. Тут у автора явно какие-то большие богословские намерения. Зерно рассеивается, вырастают колосья, которые вяжутся в снопы. Распространение/сжатие.
Что из сего следует? Пора сжиматься или расширяться?
Тут, пожалуй, тот случай, когда знакомство с еврейским и арамейским языками создает радостный восторг, словно открытие Америки: вот он, ключ к тайнам… А ключа-то и нет, что можно считать плохой новостью, но ведь и тайны нет! Нетути!!
Все очень просто: не спи, а если уж соснул, согрешил, зазевался, не пытайся по-быстрому исправить ситуацию агрессией — этих вырву, этих убью, этих закатаю в асфальт, этих не приму на работу… Толерантней будь, ибо и Отец Наш небесный толерантен еси. Паки и паки. Пониже еже.