«Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, ка́к и я помиловал тебя?» (Мф 18:23)
Есть евангелие, есть понеровангелие («понеро» — «зло» по-гречески, не путать с «порно», которое тоже греческое и тоже зло).
«Зловестие».
Каждый человек сообщает другим людям, что в мире есть зло. Зло не просто «есть», зло «приблизилось», оно рядом. Опасности, угрозы, катастрофы, предательство, разочарование, усталость, дряхлость, болезни, агония, наконец, смерть.
Зачем это возвещать? На душе становится легче, когда поделишься понерангелием. Не мы такие, жизнь такая.
Злоевангелие имеет свои заповеди, например, «блаженны, кого боятся, ибо таковых уважают» или «не прощай». Это одна заповедь: больше всего боятся тех, кто не прощает больше всех.
Простишь — и прощеного разбалуешь, и других людей подставишь.
Так злоевангелие звучит у тех, у кого отчаяние и цинизм прорвались в слова. Большинство людей так не говорит, неприлично же, да и не думает — очень тяжело так думать, но так чувствует и, главное, поступает по злоевангелию. Не прощает. Или так прощает, что хочется в петлю есть. И вот странное дело, точно отмеченное Иисусом в притче о двойном стандарте: чем добрее человек к другим, чем снисходительнее, чем решительнее прощает, тем строже человек к себе. Попросту говоря, тем больше кается Богу в суровости.
В чем каяться? В том, что подсознание нас подводит? Что мы бесчеловечны, что я нелюдь, скотина? Э нет, каюсь в том, что я человек. Человек, который гордо звучит и больно бьёт словом, делом и мыслями. Сознательно или бессознательно? Матушки, какая разница, почему мы не прощаем. Какая разница, мы бьем человека по правой щеке или по левой!
«Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». На латыни там «нихил», «ничто», так что все мы нигилисты постольку, поскольку грешим. И ничего не прощаем, потому что я человек суровый, а другие человеки еще хуже, и нечего им спускать.
Вот этому злоевангелию и противостоит евангелие Христа. Не то евангелие, которое проповедовал Иисус, а то евангелие, которое и есть Сам Иисус: Бог, ставший человек, человек, ставший распятым и всё-таки простивший, хотя мог бы… Мог бы, и должен был бы, но — простил!
Этот Человек, это Евангелие не внутри нас — оно всего лишь рядом. Но мы можем войти внутрь Его и из этого «внутри» простить. Простить, и еще раз простить, и еще, словно сидим в блиндаже и поливаем атакующих из миномета. Только наоборот. Простить прежде, чем нас обидят.
По-человечески, по злоевангелию, в каждом из нас уныние, смертность, дряхлость. Они делятся, ими делятся, они от этого умножаются.
По Евангелию, каждый в мире Иисуса, где прощение, свет, мир. Ничем иным в этом мире делиться даже и невозможно, при всем желании — в мире Божием нет зла. Бог есть свет и в Нём нет никакой тьмы. Мир Божий приблизился — имя пытаемся его приватизировать, внутри себя запереть, чтобы не испарилось. Но Царство внутри нас только настолько, насколько мы им делимся, как раньше делились тьмой, злом, унынием. Чем богаты, тем и рады, а богаты прощением, освобождением, вдохновением.