Агрессия самооправдания
«Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?» (Лк. 10, 29).
«А кто мой ближний?» — спрашивает законник, уверенный, что поймал Иисуса в ловушку. «Желая оправдать себя», — замечает Лука. «Оправдаться» — то есть, совесть его была неспокойна (и не только у него, люди со спокойной совестью не обращали внимания на Христа). Он был близок к покаянию — но близок безнадежно. Убийца с топором близок своей жертве — но и отчаянно далек от нее. Покаяние может быть рядом с нами — но за каменной стеной. Законник хочет оправдать себя за чей-то счет — и именно за счет ближних, которые, видите ли, скрываются неизвестно где и маскируются неизвестно по кого, не давая себя любить.
Законник лукавит — то есть, он основывается на фактах, только не хочет на этой основе строить чего-либо. Слово «ближний» действительно ко временам Христа потеряло всякий смысл. В обществе пахарей и скотоводов оно означало всего-навсего соседа. Близкий был и ближним. Даже иноверец-иностранец становился ближним, если он был гостем, если он был рядом. Как можно было выгнать странника, если вокруг не было ни гостиниц. Но евангельский спор происходит в Иерусалиме.
В городе все близкие, толкутся в одном котле, соприкасаются боками — но все чужие друг другу. Ближних нет. Сосед по дому чужд, мы можем не знать его имени десятилетиями. В этом преимущество города перед деревней — человек свободен от надзора со стороны соседа, он оставлен наедине со своей совестью. Но люди перестают быть не только судьями, но и ближними. И кто же тогда наш ближний?