Раб Божий

Для большинства современных людей хуже «страха Божия» только выражение «раб Божий». Мы ценим свободу — а православные беспрестанно кланяются, называют себя «рабами Божиими», у них сплошные догматы, духовные отцы, а вместо героев у них сплошные угодники. Это ли не рабство? Назваться «рабом Божиим» — разве не означает, что верующие выбирали между свободой и рабством — и выбрали рабство Богу, хотя могли оставаться свободными людьми. Но верующий ведь не наедине с Богом — он открывает для себя Бога, но и ближних не закрывает. Мы выбираем не между свободой от Бога и рабством Богу, а между рабством людям и рабством Богу, между людьми и Богом. Более того: даже не о себе, а о других важнее научиться говорить: «раб Божий». Кто видит в другом раба Божьего, тот не будет ближним повелевать, как своим рабом, судить — как собственного холопа, яриться на него, как на своего слугу. «Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он или падает. И будет восставлен: ибо силен Бог восставить его» (Рим 14,4).

Сказать «раб Божий» означает унизить не ближнего перед собою, а себя перед ближним, означает отказаться от прав на другого, уважать его автономность, сообщаться с ним лишь через Бога. Когда мы освоимся в положении рабов, тогда мы можем начать восхождение к положению наёмника — а после того, к богосыновству. Но ощущение себя рабом Божиим не исчезнет, но опустится в глубину души, станет фундаментом, на котором только и можно говорить об усыновлении Отцу Небесному. И когда о святых мы говорим: «угодники Божии», это прежде всего означает, что они не угождали людям, были свободными людьми, не лизоблюдами и льстецами. Это и вдохновляет — не в том смысле, что помогает избрать какое-то особо возвышенное занятие, а в том, что самое низкое и рабское по видимости занятие делает Богослужением.

Мы называем себя «рабами Божиими». Но Христос прямо сказал, что мы не рабы, а дети Божии. Дело не в Боге, а в человеке. Когда мы приближаемся к невысокой двери, мы можем умом знать, что пройдём спокойно и между нашей макушкой и притолокой останется добрых пять сантиметров — но мы все равно не выдержим и обязательно согнёмся на всякий случай из страха удариться — так что со стороны это будет даже немного смешно. Так и дети Божии, называя себя рабами, как бы перестраховываются, наклоняются, когда наклоняться, в общем-то, нужды нет: Бог достаточно высоко, мы об Него не стукнемся. Но есть ещё и невидимая часть человека — гордыня. Она настолько выше (точнее, длиннее) наших собственных ушей и макушки, что действительно необходимо глубоко поклониться, назвать себя рабом, чтобы гордыня наша не ударилась о Божье величие. По той же самой причине мы продолжаем называть своих друзей земных отцами и учителями, пусть даже Иисус это прямо запретил — чтобы вытравить немножечко из себя хамство. Господь, правда, обращается к нам как к воспитанным людям — но это потому, что Он Сам воспитанный человек. Мы обязаны верить всему, что Писание говорит о Боге, но обязаны учитывать и деликатность Бога, когда Он говорит о нас. Мы называем себя рабами Божиими, чтобы помнить: не мы Его избрали своим Господом, а Он нас завоевал и спас. Я — раб Божий, и это означает, что ни один человек не властен более надо мной. Другой — раб Божий, и это означает, что ни один человек не подвластен более мне, но лишь Богу.

Многие люди возмущаются выражением «раб Божий» как унижающим человеческое достоинство. Многим это выражение нравится, и, к сожалению, эти люди идут в религию именно для того, чтобы стать «рабами Божиими» и других ими сделать. Между тем, недостаточно заменить это выражение на «слуга Божий», «сын Божий», «дитя Божие», чтобы всё стало хорошо. Во-первых, есть ещё достоинство Божие. Во-вторых и главных, достоинство — не главное в жизни. Достоинство вообще не есть жизнь. Можно быть достойным сыном и при этом годами не разговаривать с отцом. Во всяком случае, таково традиционное общество: в нём достоинство определяется положением, принадлежностью. «Достойно» покланяться Богу. А говорить с Богом — не обязательно. «Достойно» принадлежать Богу, быть Божиим двадцать четыре часа в сутки. Но ведь это не достоинство человека, а достоинство топора, дуба или одуванчика. Этим достоинство ни сыт, ни жив не будешь. Это бесчеловечный взгляд на человека, унижающий Бога. Как будто Бог сотворил людей, чтобы мы Ему «принадлежали»! Наверное, на каких-то ступенях религиозной жизни это большой шаг вперёд — увидеть жизнь с Богом как вечное предстояние перед престолом небесного царя. Лучше так, чем материалистические представления о рае как вечном наслаждении временными благами. Только хорошо бы на первом шаге не задерживаться. Ваза стоит на столе, ваза принадлежит мне двадцать четыре часа в сутки — и что за радость от этого и мне, и вазе? Человек же — не ваза, он одушевлённое существо. Он не может и не должен «принадлежать». В этом ложь бесчеловечной, фанатичной религиозности, которая видит смысл веры в «самоотдаче», «самопожертвовании», в том, чтобы «принадлежать». Это такая же подмена «быть», как в самом обычном материализме. Только в материализме «быть» подменяют на «иметь» — иметь самому, а в религии «быть» подменяют на «принадлежать» — пусть Бог меня «имеет». Такой религиозности не нужен живой Бог, Который любит, нуждается в любви, доступен для любви. Такой религиозности не нужен и человек, ей достаточно робота. Такая религиозность и вызывает справедливое отвращение у современного мира — бездушная, механическая, кристаллическая, ледяная. И не верующие виноваты — многие неверующие именно такой религии со льдом жаждут, ищут, находят, а если не находят, то сами сочиняют или инфицируют уже имеющиеся религии.

* * *

Австрийская писательница Мари Эбнер-Эшенбах сказала: «Будь воли своей хозяином, совести же своей — рабом». Прелестная симметричность слов, чёткость же может прельстить. Быть хозяином своей воли не означает — когда к счастью, когда к сожалению — не принимать волю другого. Как в анекдоте: «Моё слово, хочу даю, хочу забираю назад!» «Да будет воля Твоя» — не отречение от своей воли, а соединение воль. Почему Бог сравнивает Себя с женихом. Деспотизм подавляет чужую волю, а не соединяется с ней, и выдаёт это убийство воли за воскрешение воли, оставаясь труположеством.

Трудно понять, как можно соединить воли, потому что эгоизм, во всяком случае, умный, зрелый эгоизм выдаёт свою волю за чужую: «Да это не я этого хочу, ты сам хочешь того, о чём я говорю!» «Да будет воля Твоя!» и у верующего часто означает «Используй Свою волю, чтобы выполнить мои желания!», а должно-то означать: «Освободи мою волю, сделай меня господином моей воли, чтобы мы с Тобою были вместе!»

Безвольные люди — превосходные манипуляторы, хотя сопротивляться им можно и нужно, и Бог умеет сопротивляться безвольному эгоизму человечества.

Любопытно, что «будь совести своей рабом» не может вызвать никаких возражений, а «будь Бога своего рабом» вызывает бунт. Совесть — внутри, Бог — снаружи. Значит, деспот. Между тем, не только Бог может быть внутри и желает быть внутри, — это дело веры, этому нельзя научить. Ещё и совесть — не вполне «внутри» внутри, она живёт внутри человечества, а не внутри отдельного человека, и быть рабом совести отнюдь не означает быть свободным в полном смысле слова. Совестливый человек далеко не свободен и может причинять много зла, потому что у него есть компас, но нет цели. Рабство у закона — пусть даже «написанного на сердце», но всё же именно закона — есть именно рабство. Бежать от совести не следует (да и некуда), но, рабство у совести нужно соединять с рабством Богу — или, для неверующих, с рабством любви. Иначе начнётся род нравственной цинги.