Безотцовщина

Христиане сегодняшние спорят о том, можно ли называть Бога Отцом, не следует ли называть его Матерью или вообще «Оно наше, иже еси на небесех», но ведь были же споры о том, можно ли называть отцами священников. Ведь Иисус сказал:

«И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах» (Мф. 23, 9).

Споры про священников завершились тем, что кто не хотел — просто ушел из Церкви, где к священнику обращаются «отец», и создал свою Церковь. Ничего страшного, в конце концов вся христианская Церковь это люди, которые ушли из иудаизма. Или которых ушли.

Если есть сообщество, в котором людей к чему-то понуждают, то из него рано или поздно начинают уходить. В обоих смыслах. Соловей в клетке не поет, а человек в клетке, может, и поет, но не человечествует.

Другое дело, что среди тех, кто ушел, буквализмочень даже непоследовательный. Во-первых, приходится закрывать глаза на то, что апостол Павел себя именовал отцом верующих, так и писал: «Я родил вас во Христе Иисусе евангелием» (1 Кор 4:15). Что же, он плохой христианин?

Во-вторых, даже самые ярые противники называния кого-либо отцами почему-то не следуют повелению никого не называть учителем. Есть же баптисты, у которых в трудовой книжке написано «учитель»! А как насчёт никого не называть благим (даже Иисуса), потому что благ один Бог?Сказано прямо, однозначно:

«Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Мк 10:18).

Что, вычёркиваем из лексикона слово «джентльмен» — ведь «джентл» есть именно «благой»?

В-третьих, а как же с родными отцами? Ведь Иисус сказал не называть отцами «никого». Значит, и биологических? Эх...

Если не по букве, а по духу Писания, то никого нельзя назвать даже человеком. Потому что, извините, какие мы люди? Диоген Синопский правильно днём с огнём искал и не находил человека на оживлённой площади. Положим, он и не мог найти, потому что нельзя найти человека с фонарём в руке. Кто издевательски ищет, тот найдёт лишь присутствие отсутствия. Но даже без фонаря, в темноте, разве мы люди? Один человек — Бог, а мы все — самозванцы-обезьянцы. Ходим, довольные собой — мы добрые, мы никого не осуждаем, никакого зла не творим... Даже удивительно — и откуда в мире зло! Мы не виноваты, значит, методом исключения — Бог виноват, вот и вся теодицея.

Человек очень хочет сделать себя и окружающих подлинным образом Божиим. Беда в том, что человек может это сделать только силой. Берём Закон Божий, как в древности брали металлический чекан, и бабахаем по другому человеку — пусть на нём отпечатается подобие Божие. Можем и по себе бабахнуть, мало ли мазохистов. Давить «бременами неудобоносимыми» других или себя, — всё одно давить. В крайнем случае, мы начинаем каяться — пытаемся отчистить в себе образ Божий. Трём, трём... Так от этого только стираются очертания, хотя блеску, может, и прибавляется. Можно и дырку протереть, если слишком усердствовать. Спасение же в том, чтобы сказать Богу: у меня ничего не выходит, Ты Один можешь — Ты один и учишь, и растишь, а мы — лишь Твоё эхо.

Спасение не в том, чтобы бить другого человека Законом, чеканя в нём образ Божий, а в том, чтобы в любом человеке разглядеть образ Божий. В каждом видеть учителя, отца, Бога. Не в каких-то особо святых, совершенных, а в каждом. Образ Божий — в небожьем. А как же согрешения этих богов? Так известно как — простить! Если будет прощать, тогда и Господь нашу душу подберёт и подует на неё. Он ведь дует, а не чеканит — и Святое Дуновение Его оживляет, просветляет, восстанавливает и воскресает.