Гуманизм и человекопоклонничество

 

В 2017 году выступление патриарха Кирилла I с обличением «ереси человекопоклонничества» вызвало бурю возмущения. Между тем, патриарх не сказал ничего, что бы не говорилось на протяжении последнего полувека разными лидерами католичества, протестантизма, а так же той части Православия, которая неподконтрольна Кремлю и в этом смысле вполне свободна. Патриарх Кирилл в этом смысле не вполне вменяем, как и всякий «раб Кремля», отдавший себя в полную кабалу за полное, очень полное содержание. Когда какой-нибудь американский фундаменталист несёт ахинею о злокозненной секуляризации, о том, что современный мир изгоняет «Бога из человеческой жизни», — это куда гаже, потому что искренне. Фундаменталист сам готов приплатить и приплачивает за распространение подобной ахинеи.

Папа Иоанн-Павел II, которого обожали такие русские интеллектуалы как Сергей Аверинцев, тоже не отличался либерализмом. Мы понимаем, что среди сегодняшней русской интеллигенции, возмущающейся патриархом, настоящих гуманистов и защитников прав человека не очень много? Это не упрёк — настоящий гуманизм, гуманизм Эразма, Монтеня, Рассела — так же труден, как и настоящее христианство, как всё настоящее. Гуманизм, знаете ли, это вам не коррупцию обличать, это вам не ругать украинцев за то, что они кричат, когда их убивают… Мол, тише, тише, крик неприличен, диалог должен вестись сдержанно… Это не патриарх Кирилл проповедует, это куда более приличные люди проповедуют. В конце концов, нынешний Папа Римский тоже ближе к патриарху Кириллу, чем к академику Сахарову.

Из чего следует простой вывод: долой-долой монахов, долой-долой попов! Долой любых пастырей, пастухов, долой всякого, кто скажет, что знает, как надо! Да здравствует одиночество! Царство Божие внутрь вас есть, — Иисус сказал, не Лев Толстой!!! Горе лицемерам, которые молятся публично!

Угу… Только, помнится, Господь Иисус не сидел у Себя в Назарете и молился не под одеялом, а прямо-таки в Храме Соломоновом.

Это не означает, что коллективизм хорошо, а одиночество плохо. Это означает, что граница проходит не между одиночкой и стадом, коллективом, множеством. Так глядят на дело в основном люди, искалеченные тоталитаризмом, который всегда коллективистичен, боящиеся одиночества как огня и в то же время мечтающие об этом огне. Потому что одиночество для них — опасность абстрактная, а тотальный коллектив — опасность конкретная, в которой они родились, выросли и которую обречены носить с собой даже, если эмигрируют.

Граница проходит между общением и разобщением, а это совсем другие категории. У тех, кого согнали в стадо, нет ничего общего, кроме согнанности. Они едины в своей обездоленности. Вот почему воздыхание Пьера Безухова — мол, злодеи умеют объединяться, а хорошие люди разобщены, — от незрелости. Злодеи не умеют объединяться, они умеют лишь кучковаться. Камни не объединяются, они сваливаются в кучу. В этой куче все одиноки страшным одиночеством взаимного страха, агрессивности и лжи. Сатанинским одиночеством. Кланы, которые создают диктаторов и которые диктаторами создаются, достигают сплочённости ценой утраты человечности.

Настоящее одиночество есть интровертность в экстравертности. Одиночество — образ Бога в человеке, Бога единого и в то же время Бога творящего, Бога слушающего, Бога спрашивающего и отвечающего. Не на всякий вопрос отвечающего, конечно, ведь настоящее одиночество разумно и отличает имитацию общения от общения подлинного. Именно одиночество составляет суть того гуманизма, который так ненавистен многим нашим современникам. Не только патриарху Кириллу! Гуманных много, гуманистов мало.

Гуманизм не есть доброта, гуманизм есть напряжённый поиск истины, поиск собеседников, единомышленников, спутников. Добрыми бывают и палачи, если стараются отрубить голову одним ударом или отравить одной инъекцией.

Люди, которые отвечают на гнусности коллективизма призывом общаться с Богом в одиночестве, «в глубине души», лечат насморк гильотиной. Это всё равно как отвечать на появление «Майн кампф» призывом бросить писать и читать. Прямо наоборот: чем активнее подмены общения, тем активнее следует искать подлинного общения. Не затыкать уши в надежде на внутренний слух, а прислушиваться с удесятерённой силой. Затыкают уши те, для кого в мире религии только и существуют сильные мира сего — сильные, лживые, опасные. Но ведь в мире — и в мире религии — существуют ещё миллиарды людей, которых можно и нужно слушать, с которыми можно и нужно говорить.

Вновь и вновь всплывает — и в связи с речью патриарха всплыла — мысль о том, что гуманизм родился из протестантизма, из религиозного индивидуализма, отказа от всякого посредника между человеком и Богом. Своеобразная вариация гипотезы Вебера о капитализме как результате кальвинизма. Только и гипотеза Вебера неверна, а уж в духовной сфере говорить о протестантизма как истоке гуманизма абсолютно невозможно. Эразм — не ученик Лютера, а его антипод. Вежливый, но именно антипод. Да и Лютер отнюдь не индивидуалист, он, извините, священник, пастор. Протестантизм не отвергает ни посредника между Богом и человеком — Господа Иисуса Христа, протестантизм не отвергает Церкви, напротив, он призывает каждого быть активным участником кропотливой, ежедневной работы по соединению своего одиночества с одиночеством другого. Соработником, а не премудрым пискарём.

Если говорить о светском измерении, то тут абсолютно актуальным остаётся противопоставление Солженицына — Сахарову. На фоне Солженицына особенно отчётливо видно, что дело не в одиночестве или коллективизме и не в религиозности или безрелигиозности, дело в том, какое одиночество и какая религиозность. Одиночество человека, которого вполне устраивает интеллектуальный багаж учителя средней школы, и одиночество физика мирового уровня, вечно неудовлетворённого собой. Одиночество антисемита, ностальгирующего по монархии и с высоты своего одинокого величия пытающего строить окружающих, — и одиночество интеллигентного демократа, который постоянно думает о проблемах других, объединяется с ними как равный с равными, а не просто вещает из утробы чёрной дыры самолюбования.

Есть разрушительная энергия атомного взрыва, когда цепная реакция разрушения убивает. Так убивает тараканье прятание по норам при каждом очередном начальственном шарканьи по мозгам.

 Но есть и созидательная энергия цепной реакции доверия другому, смирения перед другим, обращённости к другому не из пустоты, а из наполненности. Это — гуманизм, одинаковый и для верующих, и для неверующих, требующий огромных усилий, ежедневного творчества и посвящённости всей жизни тому загадочному, что называется человечеством и человечностью. Вера говорит не разрывать того, что соединил Бог, а разум повелевает соединять то, что могут и должны соединять люди.