Оп. в бюллетене "Христианство в истории", октябрь 1995 года. См. заметку 2023 года.
УНИВЕРСИТЕТ МЕНЯ: ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ
Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем — один из четырёх действующих в Москве православных учебных заведений с громкими названиями "университет", "высшая школа". Три остальных заведения носят отчётливо выраженный приходской или "авторский" характер: институт, посвященный св. патриарху Тихону "живёт" при приходе храма св. Николая в Кузнецкой слободе (бывший "шпиллеровский"), Высшая православная школа — при священнике Георгии Кочеткове, университет им. св. Иоанна Богослова — при о. Иоанне Экономцеве. Все эти учебные заведения не имеют своих регулярных помещений.
Университет Меня выделялся среди прочих собратьев не тем, что его основал отец Александр Мень. Иоанн Богослов не основывал университета своего имени, патриарх Тихон не имеет никакого отношения к Свято-Тихоновскому институту, нет ничего "высшего" и в катехизической школе о. Кочеткова. Поэтому нет ничего удивительного в том, что отец Александр Мень не только не основывал никакого университета, но и был против того, чтобы называть громким именем "университет" миссионерские лекционные курсы для московской интеллигенции. Впрочем, в 1989-1990 годах, когда он читал свои знаменитые публичные лекции, меньше всего приходилось думать о названиях, с трудом ещё верилось, что вообще есть возможность читать. Лекции Меня читались под "крышей" нескольких контор, в том числе некоего лекционного "кооператива", состоявшего из одного-единственного человека: Александра Николаева (урожд. Хейфеца). Кооператив, разумеется, назывался "Русское слово"; учитывая паспортную национальность организатора лекций и лектора, это было совершенно в духе комизма советской эпохи.
Отец Александр привлёк к чтению лекций своих прихожан: Леонида Василенко и Евгения Рашковского (философы), Владимира Лихачёва (библеист), Якова Кротова (историк); присоединился к ним и Сергей Бычков, старавшийся регулярно навещать отца Александра на его даче и быть в курсе его дел. Разумеется, народ шел, прежде всего и почти исключительно "на Меня".
После смерти отца Александра (9.9.1990) лекции продолжали читаться. Юридическим прикрытием оставался кооператив "Русское слово" Николаева, наибольший энтузиазм в поиске лекторов и организации курсов в нечто единое проявил Яков Кротов. Он счёл необходимым пригласить в "Воскресный университет" (как назвал первоначально Николаев курсы) отца Владимира Лапшина как представителя "священно-началия", пригласил в качестве лектора Георгия Чистякова, он же озаботился официальной регистрацией Университета в качестве юридического лица. Именно эта регистрация вызвала конфликт осенью 1991 года: руководитель "Русского слова" вёл себя как полновластный руководитель "университета", одновременно не справляясь ни с поиском помещений для лекций, ни с поиском спонсоров, ни с налаживанием контактов. Более того: чем меньше человек работает, тем больше он требует почестей, и Николаев потребовал отменить регистрацию Университета в качестве независимой организации и вернуть ему полную власть над лекционными курсами. Разумеется, это было уже невозможно. В качестве третейского судьи выбрали отца Александра Борисова, который тогда как раз стал настоятелем храма в центре Москвы; именно вокруг Борисова и сложился Совет попечителей Университета, куда, помимо преподавателей, вошёл и брат отца Александра.
В 1992 году Яков Кротов подыскал нового администратора Университета — Алексея Бодрова, одного из слушателей курсов. Нашлись спонсоры на Западе, пожертвовавшие почти тридцать тысяч долларов. В храме, где стал настоятелем Борисов (и куда со временем перевели о. Владимира Лапшина, куда рукоположили о. Георгия Чистякова) Университет нашёл готовое помещение для занятий. Было издано нескольких книг с маркой Университета.
Тем не менее, всё шло не гладко — и первым тому признаком стало падение числа слушателей. Некоторые семинары посещало всего двое-трое человек. Явным симптомом неблагополучия стал уход из Университета Леонида Василенко, Якова Кротова, Евгения Рашковского, Владимира Лихачёва (Сергей Бычков ушёл еще до появления Бодрова). Практически ушли священники Георгий Чистяков и Владимир Лапшин (они читали лекции-проповеди в своём же храме, что делали бы и без всякого университета). Правда, администратор ввёл в Попечительский совет многих новых людей, которых сам подобрал. Целый год администратор провёл на учёбе в Англии (не покидая своего поста) и вернулся, полный сил и планов.
С точки зрения администратора, главным недостатком Университета Меня является именно то, ради чего Университет создавался: ориентация на миссионерскую проповедь, а не на академическое образование. На проповедь труднее получить пожертвования. Руководить академическим богословским институтом "престижнее" (с точки зрения светских стандартов). Наконец, Университет Меня был зарегистрирован как общественная организация, а это означало, что им руководит, в конечном счёте, Попечительский совет. К лету 1995 года все эти материальные и нематериальные соображения сплелись в тугой узел и последовал очередной "конфликт роста".
Алексей Бодров организовал Библейский Богословский Институт, целью которого было провозглашено профессиональное богословское образование. Название было выбрано исключительно удачно, если учесть, что практически все православные инициативы в России осуществляются на пожертвования протестантов (прямые или косвенные), которые мучимы совестью за "вторжение" на православную территорию. Протестанты же, как известно, любят Библию, и "Библейский колледж" роднее их сердце, нежели "Православный университет".
Неизвестно, зарегистрировал ли Бодров свой институт официально (он отказался представить какие-либо документы Попечительскому совету Университета Меня). Менее всего Бодрову хотелось скандала: он хотел одновременно оставаться администратором Университета Меня (претендуя называться ректором) и руководителем своего личного колледжа. При этом ему хотелось, чтобы колледж считался как бы частью Университета Меня — и летом 1995 года по Москве появились рекламные буклеты, в которых то ли колледж представал частью университета Меня, то ли университет Меня представал подготовительными курсами колледжа. Смысл в такой унии был: имя Меня, безусловно, привлекает более слушателей и жертвователей, чем имя Бодрова. Однако имя Меня — это замечательно, а вот контроль со стороны друзей и единомышленников (контроль над составом лекторов, над расходованием денег) есть уже вещь менее замечательная, а пожалуй, и обременительная, и всякий разумный администратор постарается подобный контроль свести к нулю.
К сожалению для Бодрова, друзья и ученики Меня оказались недостаточно интеллигентны, чтобы просто предоставить себя в его полное распоряжение. Пять лет жизни при относительной свободе научили людей ответственности, умению подчас жертвовать "хорошими отношениями" и "худым миром" ради интересов дела. Большинство членов Попечительского совета Университета Меня оказались недовольны своим администратором. Бодрову напомнили, что он не имел права создавать "в рамках" университета "независимый" колледж, выводя из-под контроля попечителей огромную часть лекций. Не слишком красиво со стороны выглядело желание администратора именоваться ректором, его грубость и хамство в отношении ведущих лекторов. Настоящая пропасть разверзлась, когда Бодров представил финансовый отчёт в 30 тысячах долларов на одной странице (с такими, например, графами: "Представительские расходы в Англии — 1000 долларов"). На просьбу представить нормальный отчёт, Бодров ответил категорическим отказом. Он заявил, что книги под маркой Университета издавал "за свой счёт", что вообще Университет ему ещё и должен три тысячи долларов (хотя какой отдельный, и довольно жирный "счёт" может быть у администратора, пришедшего в Университет обычным нищим московским интеллигентом, да еще один год из трех проведшего на учёбе, не совсем ясно).
Попечители университета Меня оказались, однако, достаточно интеллигентны, чтобы не поднимать скандала (о том, чтобы идти в суд, и речи не было — ведь все подобные деньги в России сейчас вращаются вне официальной сферы). Они понимали, что скандал бросит хотя бы некоторую тень на них самих. Бодрова просто выставили за дверь, ему даже выдали бумагу, в которой про колледж говорилось, что тот "вырос на основе" лекций в Университете Меня. Юридической цены такая бумажка не имеет, и Бодров выпрашивал её, видимо, исключительно для того, чтобы иметь право (в основном — моральное, что говорит о нём хорошо) по-прежнему собирать пожертвования "под Меня". Одновременно, однако, он заявил, что получал деньги на Западе исключительно благодаря своему собственному красноречию и обаянию, а вовсе не "под Меня", которого-де на Западе знают плохо и путают с Попелюшко. Более того: многие пожертвования Бодров квалифицировал как данные лично ему, причём он мог сделать это с чистой совестью, потому что деньги часто даются без всяких бумаг. Другое дело, что отделить себя лично от себя как представителя Университета Меня, или, принимая деньги, мысленно убеждать себя, что они даются под ещё несуществующий Библейский институт, — это уже требует определённого психологического настроя.
Примечательно поведение иностранных жертвователей в этой истории. Они встали на сторону Бодрова, хотя им он, естественно, не мог представить иного отчёта. Для иностранцев бывший администратор создал характерную версию: "попы" (оо. Борисов, Чистяков, Лапшин) слишком властолюбивы и хотят всё контролировать. Такого объяснения оказалось достаточно. Дело в том, что большинство жертвователей представлены в России не духовенством, а такими же светскими администраторами, как и сам Бодров, они ему "классово близки". К тому же, когда уже ошибка сделана (деньги выданы человеку без всякой возможности проконтролировать их расходование), легче заявить, что ошибки не было вовсе; ведь тень падает и на ротозея-жертвователя. Если бы еще иностранцы, дающие сегодня деньги в Россию, распоряжались своими средствами — но они — "жертвователи второй очереди", распределяют не то, что заработали, а то, что сами получили в качестве пожертвований. Им самим важнее отчитаться перед жертвователями "первой очереди", чем проследить, насколько реальны результаты финансовых вливаний.
Некоторым утешением может служить то, что совершенно аналогичные скандалы с растратой пожертвований и злоупотреблением доверием происходят и в Англии, и в Соединённых Штатах. Дело не в российской особенности, а в особенности человеческой натуры: лени и боязни ответственности одних, тщеславия и способности оправдать нравственную распущенность со стороны других. Опасность заключается в основном именно в размывании нравственных координат, и без того расплывчатых в России.
Характерным примером стремления к расширению любой ценой и уклонения от ясности в организационных вопросах является организация в Киеве Общедоступного христианского университета имени о. Александра Меня. В статье о нём (Общедоступный христианский университет в Киеве. - "Русская мысль". - 26 апр. 1995. - №4074. Приложение, с. III) сказано, что этот ВУЗ "создаётся как некоммерческая организация, учреждаемая гражданами и Киевским культурологическим центром при Украинским обществе охраны памятников, истории и культуры. В качестве адреса Киевского университета указан адрес Украинского культурологического центра. В статьё уже даётся номер счёта для пожертвований. Вся первая полоина статьи рассказывает о московском Университете Меня, а затем сразу идёт рассказ о киевском, причём не объясняется, существует ли связь между двумя учреждениями, как относятся руководители московского университета Меня или Фонда Меня (наследники) к использованию имени отца Александра. В статье сказано: "В настоящее время формируется Попечительский совет университета", то есть рекламируется "общественная" организация, которая ещё не имеет контроля со стороны общества. Подчёркивается, что киевский университет не имеет здания, помещений, денег. Что же он тогда, спрашивается, имеет? Сколько прочитано лекций? Сколько слушателей их посещает? "Существование многих образовательных и издательских программ находится под угрозой из-за отсутствия средств". В переводе на нормальный язык это означает: "Мы ещё ничего не сделали, только мечтаем, и дайте нам поскорее денег, только приготовьтесь к тому, что отчитываться по-настоящему мы не будем ни перед кем". Сооружается потёмкинская деревня, чтобы затем собирать деньги на её ремонт.
Осень 1995 года Университет Меня встретил без копейки. Правда, как только узнали, что его покинул А.Э.Бодров, появились и отечественные жертвователи, и почти бесплатное помещение в центре Москвы, и вновь пришли сотни людей на первые лекции. Существует и Библейский богословский колледж, и платятся там гонорары, так что украденные у "меневцев" деньги пошли не только на "представительство", но и на какое-никакое дело, пусть и не имеющее отношения к памяти отца Александра.
История в целом весьма показательна и типична; совершенно такие же слёзы проистекают во всех прочих православных и неправославных братствах, общинах, университетах, лицеях. С 1990 года шло два процесса. С одной стороны, возможность активной публичной деятельности сортировала бывших подпольных активистов на тех, кто способен к публичной активности, и на тех, кто предпочитает оставаться частным лицом. Разумеется, при этом менялась психология и тех, и других. С другой стороны, понадобились и появились новые люди, прежде всего — управляющие, менеджеры, могущие организовать публичную активность проповедников, восстановление храма. Разумеется, и здесь шёл естественный отбор: очень многие люди, громко заявившие о себе как о талантливых менеджерах, оказались лишены главного качества менеджера: смирения и впали в вульгарное казнокрадство и мошенничество. Впрочем, и те менеджеры, которые оказались людьми вполне достойными, тоже громко заявляли о себе — видимо, это американское свойство в принципе свойственно любому менеджеру — и плохому, и хорошему. Смирение управляющего не в том, чтобы называть себя рабом негодным и ничего не делающим, а в том, чтобы отчитываться перед своими хозяевами. Есть, разумеется, и смирение хозяев — оно и в предоставлении управляющему ясных условий найма, в постановке отчётливой цели, в умении в срок спросить отчёт, чтобы не вводить человека в искушение.
Иван Хотяинцев