Джентльмен спокоен, потому что мир это сложный и дорогой механизм, в котором есть большой запас прочности. Разнообразные неполадки можно потерпеть и уж точно не надо нервничать, потому что, прежде всего, может это вовсе не неполадки, а просто неизвестная нам форма активности, а главное — ремонт может принести больше ущерба. Поэтому, когда джентльмена ведут на гильотину, он не возмущается, а старается быть учтивым с палачом.
Леди спокойна, потому что мир это большой и добрый великан, не имеющий хорошего воспитания и образования, да и работы не имеющий, а потому периодически доставляющий окружающим разнообразные хлопоты. Когда леди ведут на гильотину, она не возмущается, а старается внушить палачу представления о гигиене, являющиеся основой всякой воспитанности.
Звучит прекрасно, да только гильотины все давно повывелись вместе с джентльменами и ледями, и палачи предпочитают не убивать, а руководить. Любой диктатор, любой насильник истины ожидает от своих подданных повиновения не холопского-холуйского, а джентльменистого и ледянского.
Это называют синдромом заложника, а это попросту конформизм и мещанство. Люди терпят зло, люди работают на зло, люди отвергают добро, оправдывая это тем, что «не мы такие, жизнь такая» — сложная, тут резать по живому или ковырять долотом в часовом механизме не стоит.
Правда, когда у этих людей случается рачок или болит сгнивший зуб, они внезапно забывают собственные принципы и платят деньги за то, чтобы их, живые существа, резали по живому или ковыряли в челюсти стальными щипцами.
Возможна коммерческая метафора. Игумен Иннокентий Павлов назвал Московскую Патриархию (он в ней работал в одном из ключевых отделов, знал изнутри) франшизой. Владелец фирмы сдаёт в аренду название, устав работы, следит, чтобы была прибыль и репутацию не подрывали, а уж какими способами прибыль добывают, его не волнует. Главное — внешность соблюсти. В такой системе прихожане и приходы не отвечают друг за друга и за владельца фирмы. Наверху сами по себе, внизу сами по себе. Патриарх может быть распутным циником, это не наши проблемы.
Государство Российское по такому принципу выстроено, не только российская церковь. Царство антисолидарности, и эта всеобщее отчуждение выдаёт себя за доброту. Мы, мол, всё терпим, потому что такова воля небес и заповедь о любви.
Воля небес, конечно, такова, что войн и ненависти не предусматривает, но конформизм и мещанство, гнилые зубы и съеденный раком организм это совершенно не воля небес, а просто результат насилия сверху, уныния снизу, ведущие к расчеловечиванию во всех направлениях.
Потому и возникают гильотины, что ватная она — доброта, основанная на стремлении сохранить существующий порядок, даже если этот порядок крайне несправедлив, причём несправедлив не по отношению к тебе. «Не надо раскачивать лодку» — каждый волен придерживаться этого принципа, только не моряк на «Авроре». Сперва разоружение, потом доброта, а иначе выйдет добрая драка — русский язык допускает такое безумное словосочетание, как русская жизнь допускает такое жуткое явление. Все добрые, все белые и пушистые, только вот почему-то во всём мире на Россию смотрят как на взбесившийся танк. Но никто из находящихся в танке не виноват, в танке главное не пукать, а стрелять или нет танку, это уж как командир прикажет. И вот по всякие разговоры о том, что жизнь есть органическое явление или, напротив, механическое, но очень сложное, катится и катится танк, давя людей.
Доброта же, на самом деле, не делится на мужскую и женскую. Доброта не зависит от нашего мировоззрения и мироощущения. Можно считать мир заводом — и быть добрым и толерантным. Можно считать мир живым организмом, публичным домом, автомобилем, куском сыра — и быть добрым и толерантным. Можно и нужно. Но — доброта и толерантность за свой счёт, не за чужой. Этим самопожертвование, да просто порядочность и честность отличаются от бесчеловечности и конформизма. Можно быть вежливым с палачом, если на гильотину ведут тебя, но если другого — вежливо встань между другим и палачом и попроси сперва гильотинировать себя. В истории такие прецеденты бывали. Задолго до изобретения гильотины, а то бы сейчас на груди носили не кресты, а устройства для обрезания сигар, ихже имена Ты, Господи, веси.