Нельзя что-то отчистить и ничего при этом не запачкать, — этот сатирический закон в России проявляется в том, что, чем ослепительнее мундиры, тем мутнее жизнь в целом. Невозможно разглядеть, что же именно происходит, а к тому же элементарно мутит. Власть демонстрирует не просто непрозрачность, а именно мутность.
Разница между Смутой и Мутью, как между гонениями на академика Сахарова и гонениями на Ходорковского. В деле Сахарова недоставало информации, но и так всё было ясно: гнобят свободу. В деле Ходорковского информации было много, но факты настолько были лишены нравственного контекста, настолько затушёвывается — причём обеими сторонами — нечто принципиальное и о Ходорковском, и о его гонителях, что — мутит и воротит. Не получается из Ходорковского Сахарова, как ни пытаются его в такой роли изобразить.
Эпоху Ельцина часто называли «смутным временем». Однако, Смута — это гражданская война. Расстрел парламента — смутное время, когда обе стороны — и расстреливавшие, и обстреливаемые — выдают себя за власть законную, не будучи ею. Так в Смутное время начала XVII века одинаково незаконны были все стороны: и Василий Шуйский, и семибоярщина, и ополчение, и крестьянские отряды. Ельцинская эпоха была не смутным временем, а именно мутным: одинаково законными были все группировки, все действия, но сама законность была раздроблена. Отдельные элементы нормальной жизни не столько конкурировали друг с другом, сколько сосуществовали, не вступая в нормальный социальный контакт. Так в мутной взвеси частицы парят в воде, не соприкасаясь друг с другом и не растворяясь.
Смутное время — это если бы в России вспыхнуло стихийное движение против США, а мутное — это когда антиамериканизм мерцает в точном соответствии с кремлёвским заказом, всегда настолько неуклюжим, что попасть ему в такт без дополнительного финансирования просто невозможно.
Мутное время не появляется само. Кто-то взбалтывает стакан, не давая нормально структурироваться бизнесу, закону, частной жизни, заставляя людей заботиться лишь о самосохранении. Это сопровождается речами о том, что России не нужные великие потрясения — но и умалчивается о том, что постоянное и искусственное мелкое потрясывание тоже во вред как России, так и каждому её обитателю.
Этимология говорит, как ни странно, что «мутное» и «смутное» почти антонимы. «Муть» — от очень древнего, индо-европейского «взбалтывать», «мять». «Смута» — не «муть» с приставкой «с», а не менее древнее «извилистый», «суженный», — в общем, клубок змей, но не след от сапога на размытой дождями дороге, в котором стоит мутная глинистая жижа. «Смутное время» на английском будет «время неприятностей», «беспокойств», в общем, по-русски говоря, траблов. «Мутное время» ничего неприятного в себе не содержит. Кому, кроме самого генпрокурора, неприятна его отставка? Кого обеспокоит она — или крымский антиамериканизм — да хотя бы антиамериканизм всей президентской рати?
А вот мутить от всего этого может и даже должно нормального человека — как должно мутить, если в автомобиле протекает бензобак. Всё гламурненько, вертикальненько, властненько, — но где-то подтекают не только нефть, но и кровь, и гной. Их не видно, но ведь нос-то не телевизор, ему не прикажешь, он морщится. Конечно, можно проклятый нос отрезать — так появляются скопцы царства ради земного, способные во имя государства Российского (и не в ущерб себе, конечно), убить, украсть или солгать, не поморщившись.
Скопцы не размножаются. Их ряды пополняются за счёт тех, кто нос ещё имеет, но уже готов пожертвовать обонянием ради какой-нибудь высокой идеи, высокой должности или высокой зарплаты. Нос превращается в основу человечности именно в Мутное время тьмы. Нужно принюхиваться, нужно совать нос, куда не просят — и прежде всего туда, куда запрещают, нужно подчас начихать на власть, а в пределе — просто показать власти нос — дорога к раю лежит через раёк, победить адских баламутов могут лишь буратины.