В фильме-сказке «Волшебная лампа Алладина» джинн на короткое время попадает во власть злого волшебника. Колдун одет во всё чёрное, его чёрность подчёркнута белоснежностью бородки, и желания у колдуна чёрные. Он занимает место шаха, но ничего не меняется, просто джинн меняет цвет декораций. Как в детском ужастике, всё становится чёрным. На чёрных-чёрных коврах ставят чёрную-чёрную посуду, на которой лежат чёрные-пречёрные кости… Белые одежды воинов стали чёрными, но воины стоят, где стояли. Визири, писцы, налогооблагаемая масса, — всё прежнее, только чёрное.
Двухфазность русской истории после 1917 года подмечена давно. Её пытались даже выдать за суррогат двухпартийности. С таким же успехом можно считать, что, когда следователь бьёт заключённого лицом об стол, то движение лица к столу — консерватизм, а от стола — либерализм.
Скорее уж, правдивее (хотя и не глубже) предположение, что одна фаза — лысые диктаторы, вторая фаза — нелысые диктаторы. Правда, при этом недостаёт персонажа между Ельциным и Путиноведевым. Может, тут как раз можно уделить крохотное местечко — просто для красоты схемы — Березовскому.
Чёрное и белое, — вот что чередуется. Конечно, надо помнить, что «белое» — не синоним «хорошего», «святого», тем более не «монархическое». Ходит ли палач в белых одеждах или в чёрных, — великая разница для палача, его семьи, для телеоператора, снимающего казнь, но очень маленькая разница для казнимого.
Ленин и немножко после него, конечно, белая фаза. То есть, конечно, она и красно-кровавая, но это и ко всей последующей истории России относится, даже до сего дня. Багровая подкладка, кровавый подбой, так точно увиденный Булгаковым. Белая фаза в том смысле, что ещё были возможны какие-то приколы в роде авангарда, нэпа, частных издательств, театра Вахтангова. «Принцесса Турандот» — яркий памятник белой фазе. Не случайно именно в турандотовском стиле сделана «Волшебная лампа Алладина» — памятник следующей белой фазе — хрущёвской. Сталин и Брежнев — фазы чёрные, Горбачёв — белая, Ельцин… Опять проблема! Ну бывает же у телевизора (точнее, у старых бывало), что идёт сбой и рябь, одновременно пляшут чёрные и белые полоски. Это не Хрущёву надо было ставить черно-белое надгробие, а Ельцину. Очень хочется заклеймить пост-ельцинскую Россию как серую, но всё-таки — чёрная, решительно чёрная с весны 1999 года, когда реально начал править Путин, и, говоря языком Нестора Летописца, даже до сего дня.
Может быть, для анализа удобнее взять масштаб помельче — не всю Россию, а Москву. Смена Лужкова Собяниным в 2010 году — точь-в-точь смена весёлого, разбитного шаха чёрным-пречёрным дядей. Конечно, в главном Юрий Михайлович был всё равно шах, законченный шах и даже мат. Но ведь какой дивный хрущёвский стиль. Вся история Москвы при нём стилистически может быть выражена фразой «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён». То есть, конечно, к ельцинско-путинской России в целом формула тоже относится, прописку-регистрацию не Лужков один защищал, но стиль…
Лужковский стиль — не гламурный, его стиль — девочка в картонном початке. Початок, конечно, стоил как два кремля, но именно картонности и хотели. Из нашего окна Москва-сити видна — ну точно, кукурузы… Жутковатенький телерепортаж о посещении Лужковым отремонтированной Филатовки: под деревцами сидят на корточках детишки-пятилетки, кто гейшей с зонтиком наряжен, кто грибком…
При Собянине, конечно, это всё исчезнет. Жаль? Ни на полкопейки. Стоит напомнить, что все эти черно-белые полосы — на одном кровавом подбое, на одном отрицании свободы, частной собственности, семьи и… Нет, государства не отрицают! Государства будет не меньше, а даже! больше! Государства будет даже больше, чем казнокрадства!!! Этого требует логика — чтобы доение казны было не разовым, а постоянным процессом, государство должно быть максимально большим.
Тут, собственно, за всеми полосками и подбоя обнаруживается база — та налогооблагаемая база, которую почему-то зовут электоральной массой. Уже давно никаких выборов нет (последние сравнительно свободные были… ммм… ну, до 1993 года — это понятно, но когда? В 91-м, наверное…). Избирать в России — прерогатива власти, избирать и избирательно фальсифицировать избирательный процесс. Белковая масса — не электоральна, следовательно, зато налогооблагаема. В средневековой России её — то есть, нас — назвали бы чёрной.
В Москве XV-XVII столетий были районы белые, а были — чёрные. Чёрные — платили подати, белые — не платили. Освободить от налогов так и называлось — «обелить». Если учесть, что чернокожих, в просторечии «эфиопов» тогда полагали попросту бесами, то у этого черно-белого деления были любопытные богословские обертона. Ангелы и полубоги — белые, а дерут с чертей, которые землю пашут, уголь жгут, железо куют… «Что ж вы, черти приуныли», — извечный покрик белого царя на своих налогообложников и налогообложниц. Веселее надо налоги платить! И чёрненькие откликаются: «Платить стало лучше, платить стало веселей!»
Жить в полной чёрной фазе российской (и московской) истории лучше уже потому, что власть окликает холопов казённо и ожидает казённого ответа. Веселье должно быть мрачным, весёлость тут неуместна и расценивается как насмешка и бунт. Тем решительнее порядочный человек, уважающий себя, будет веселиться и радоваться — о, конечно, не черноте, которая его накрыла, словно грозовая туча Ершалаим, а тому, что свет во тьме светит. Светит-светит! Только до этого света надо расчиститься, как в детстве расчищали землю, чтобы докопаться до зарытого стёклышка с фольгой. Ну что ж, сами в себе свой свет закопали, сами и расчистим. В этом свете мир где хуже, где симпатичнее чёрно-белого, но в любом случае — настоящий, разноцветный.