Поручик Киже родился из ошибки писаря: не там был поставлен пробел в словосочетании «поручики же». Беда состояла в том, что поручик «фигуры не имел», — беда, разумеется, для государства, ибо поручика не за то было ущучить. То есть, можно было распорядиться сорвать с него погоны, послать его этапом в Сибирь, можно было и повесить ему на плечо орденскую лету, — но плеч-то не было, ног не было, поэтому все сии действия повисали в воздухе, которым, между прочим, люди дышат.
Длящаяся уже второе тысячелетие погоня швейцарской фирмы «Нога» за имуществом государства Российского не принесла фирме никакого удовлетворения. В июне 2001 года попытка наложить арест на истребитель, выставленный Россией на авиасалоне во Франции, завершилась тем, что лётчики попросту угнали уже арестованные самолёты.
Российские власти дали множество объяснений своему нежеланию платить «Ноге». Сперва они просто ссылались на отсутствие денег. Потом, поскольку речь идет о 70 миллионах долларов — такую сумму Кремль тратит ежедневно, наверное, только на тряпки для протирки раззолоченных дверных ручек, — стали объяснять, что заплатить деньги «Ноге» означает обидеть других кредиторов, которым не платят миллиарды. Не платить — так всем поровну. Потом стали напирать на то, что фирмы, которым Россия должна миллиарды, подписали обязательство потерпеть, — а значит уж «Нога»-то тем более должна терпеть. (На самом деле, кто много одолжил, у того много и осталось, именно мелкие кредиторы — самые нуждающиеся).
«Нога», однако, добилась того, что французский суд признал обязанность российского правительства платить и стал арестовывать собственность российского правительства, которая попадала во Францию. И тогда постепенно из груды большевистского новояза выкристаллизовалось одно, самое часто повторяемое и самое элегантное объяснений: у российского государства нет собственности. Корабли принадлежат пароходствам или морским училищам, истребители — конструкторским бюро.
То есть, в деле приватизации госсобственности большевики, как и во всяком деле, за которое они берутся, добились максимума, воплотив в жизнь евангельский завет раздать имение (Мф. 19, 21). Даже президент, как однажды пояснил суд, не является государственным чиновником — он выше этого. Если покопаться в бумагах, то и Кремль, скорее всего, принадлежит какому-нибудь акционерному обществу, и царь-пушка передана, скорее всего, на баланс музея, который сделан совершенно независимым юрлицом.
До сих пор все попытки взыскать с российского государства деньги за разбомбленные дома в Чечне заканчивались ничем, потому что в суды вовремя предоставлялась бумажка, что эти дома никто не бомбил, потому что российские лётчики населённые пункты не бомбят никогда и ни за какие деньги. Но если все-таки, неровен час, когда-нибудь какой-нибудь ополоумевший судья, у которого собственный дом разбомбили, возьмёт и постановит, что российское правительство обязано выплатить компенсацию, тут же выяснится, что у российского правительства денег нет. Центробанк — известно, что он независимое совершенно учреждение, и тридцать три миллиарда долларов держит за рубежом, скорее всего, потому что есть проблемы с провозом такого количества купюр через шереметьевскую таможню. Все частное — это вам не Америка, где у правительства есть кое-какое имущество.
Это означает, что России действительно нет — действительно, потому что это неоднократно утверждалось после двадцать пятого одиннадцатого семнадцатого («С Россией кончено», — Максимилиан Волошин). Есть государство Воже, где в небесах двуглавые орлы поют «Союз нерушимый», где на земле злые олигархи и хитрые буржуи держат в своих сундуках все, что имеет мало-мальскую ценность, а под землёй невидимые гномы стерегут золото партии. А правит страной Воже, разумеется, поручик Киже, которого не ущучишь и не зацепишь, который кого хочешь ущучит и так защитит права собственников, человеков и гражданинов, что ничего, кроме прав, на всем обозримом пространстве государства Воже не останется. Вот тогда и сказке конец, а кто уехал — молодец.