Свобода России
Свобода России
Что может и должен делать достойный человек, оказавшийся в недостойной ситуации? Ни-че-го! Он может и должен сделать Ничего! Галич ведь был неправ, когда написал «промолчи — попадёшь в палачи». «Советские люди» вовсе не молчали — они говорили, они «поддерживали политику партии и правительства». Говорили одни с энтузиазмом, другие без энтузиазма, но именно говорили, кощунственно используя дар Божий — речь — для подкармливания сатанизма. Кто молча, тот уже был враг народа, и слово, сколь угодно формальное, вытаскивали клещами. Заметим, что диссиденты главное совершали не словом. Академик Сахаров? «Вернул награды». Это — поступок, а слова были вторичны. Горбаневская? «С новорожденным ребёнком, вышла на площадь». Новодворская? «Выдержала принудительное кормление и психушку».
Да, все поименованные говорили и писали, но главным было — действие как Слово, действие как подлинное слово в сточной яме слов обесцененных. Ведь были и «придворные диссиденты» — да сами генсеки, как нынче президент, были первые в бесконечных словоизвержениях о том, какая плохая власть, какие коррумпированные чиновники, как надо всё менять.
Прав был Пушкин: «Народ безмолвствует» — и в этом безмолвии заключена величайшая угроза для власти. Промолчи — и этого уже достаточно, когда все вокруг считают своим долгом хоть немножечко, но сказать против Украины, хотя бы на уровне мягкой лжи типа «Майдан начался как февральская революция, а закончился как октябрьская».
Не участвовать во лжи. Это не означает жить не по лжи, но жить не по лжи это такой максимум… Просто научиться молчать. Не состоять, не одобрять (осуждать — не обязательно). Не бояться, когда тебе бросают в лицо «молчание — знак согласия». Кто так говорит — знает, что это враньё, потому и вымогают слово в свою поддержку. Молчать — очень трудно, особенно, если молчать и лицом, и действием. Это великий подвиг — не выйти на правительственный митинг, на казённый субботник. Настоящего, полномого молчания ни от кого, кроме себя, нельзя требовать.
Молчание не означает бойкот. Бог — молчит. Напрасно думают дети греха, что общаются с Богом, когда ходят в церковь, когда совершают богослужения и крестные ходы. Они общаются с пустотой. Бог там есть, но молчит, и молчание это хуже смерти, хотя мёртвые души об этом не догадываются, ведь они и не имели опыта слушания Бога. Страшная вещь — религия без веры, религия, выстроенная вокруг Бога, Который не отвечает, с рекомендациями, как переживать Божий бойкот, как его выносить, как своими средствами заменять Бога, имитировать Его слова неизреченные.
Бог — молчит, но не бездействует. Бог делает то, что позволяет Ему свобода — Он, как сказал Господь Иисус, «посылает солнце с дождём и добрым, и злым». Пусть у всех будет еда и питьё! Никаких санкций! Конечно, природные бедствия остаются — но страшны не природные бедствия, а человеческие бедствия, и в природных бедствиях самое ужасное не смерть, а человеческий грех, на этих бедствиях паразитирующих. Страшны предсмертные мучения, но если при этом рядом равнодушный врач или медсестра, они умножаются вдесятеро. Жуткая трагедия в Японии, когда море погубила двадцать тысяч человек, не была омрачена мародёрством, озлобленностью, проклятиями — и потому осталась жуткой природной трагедией, но не стала трагедией человеческой. А многие куда менее жуткие природные драмы превратились в кошмар из-за человеческого греха. Да любой неурожай — не голод, неурожай превращают в голод именно люди. Не надо! Не надо удушать голодом ни других, ни самих себя (да самих себя никто и не удушает, кроме уж совсем исполинов, как та же Новодворская). Ограничиться неучастием во лжи — каждый по своей мере и ещё чуть-чуть, за ближнего — и продолжать делать добро и добрым, и злым, конечно, строго соблюдая порядок очередности. Человек-то не Бог, на всех сил не хватит.
Промолчи — как подсказывает Евангелие — попадёшь на крест. Иисус промолчал перед Пилатом. А вот перед Богом молчать не стоит, но это уже немного другая глава Евангелия.