Свобода России
Свобода России
Каждый год кровавая гебня печёт новые законы против свободы, и среди отзывов то и дело звучит одна нота, достаточно традиционная для диссидентов: устрожая законы, Кремль якобы демонстрирует свою слабость.
Здесь, кажется, признак, помогающий понять изначальную слабину в российском демократическом движении. Есть что-то глубоко архаическое в отождествлении закона с дышлом, в отношении к писаному закону как признаку слабости. Это растёт оттуда же, откуда «аблакат — нанятая совесть». Это то самое непонимание права, за которое упрекал революционную «интеллигенцию» Кистяковский в «Вехах».
Идеалом представляется общество без законов, живущее собственным нутряным умом, совестью интуитивной. На практике это общество — крестьянская община, «мир», который соберётся и попросту выпорет изменницу мужу, не смущаясь никакими евангельскими «кто из вас без греха». Мужа-изменщика, конечно, пороть не будут. Не пьёт, так и об чём речь. Ну, ежели пьёт «чрез меру»…
Крестьянский «мир» вещь очень трогательная, пока тебя лично не постановят выпороть. Между тем, не будем обманываться: главная основа несвободы в современной России вовсе не Кремль, не номенклатурные кланы, а порождающие их миллионы таких «миров». Беда в том, что эти «миры» оказались лишены иммунитета перед злом. Ну вот представим себе, что в деревне не один пьяница на сто дворов, а девяносто девять пьяниц на одного трезвого. И вот они собираются всем миром решать, кого пороть…
Количество забулдыг переросло в качество в 1917 году и с тех пор уже никуда не растёт, а лишь порет и порет тех, кто «без шляпы», кто «строит из себя целку», кто «много о себе думает» и вообще «слишком умный».
Как вернуться в норму? По Солженицыну — наращивая местное самоуправление, раздавая оружие и т.п.? Так ведь Швейцария отличается от России не распределением полномочий между верхом и низом, а сознанием того, что право выше любого «мира». Иначе бы швейцарцы и швейцары давно бы друг друга перестреляли. Швейцария — это не ружьё в каждом доме, а уважение к закону в каждой голове и понимание того, что закон — не самоуправство большинства, а езда в незнаемое по определённым правилам.
Наращивание законодательных гнусностей — вовсе не признак слабости Кремля. Это признак его ума, его интеллектуальной силы. «Они», конечно, умны особым умом, шакальим, жульническим, но про закон они поняли очень точно, хотя используют своё понимание во зло. Демократический идеал — не отсутствие законов, не возвращение к идиллии патриархального общества (очень тоталитарного по отношению к личности), а борьба за право, не только за права.
Недостаточно просто добиться отмены антиправового гнусного закона, надо добиваться принятия закона нормального. Как в XVII веке, когда демократия зарождалась, не ленились мужички составлять предлинные перечни плохих законов и добиваться законов хороших, а не уповать на «интуицию» общества. Не ограничиваться лукавым «соблюдайте ваши же собственные законы» — это лишь поощряет принятие таких законов, соблюдение которых однозначно ведёт ко злу. Требовать нормальных законов, сочинять эти законы, пропагандировать их, а не фантастическую изумрудную страну, где все друг друга и без законов любят. Ценить силу закона и серьёзнее относиться к деспотизму, который бронируется законами — это усиливающийся деспотизм, а вовсе не слабеющий. Голиаф-с! Ну, так и побеждается этот Голиаф не упованием на массовость, а правовым сознанием в себе и правовым поведением вовне.