ЧАСТНОЕ ПРОТИВ ЛИЧНОГО
Когда я думал, как назвать эпоху, следующую за Новым Временем, и остановился на "Частное время", больше всего я выбирал между Частным временем и Личным временем. Выбрал "Частное", потому что для моего поколения "личное" ассоциируется с подлейшим советским "личная собственность". Частную собственность, напомню, большевики отменили, оставили только личную, символом которой может служить зубная щётка.
И вот в бурном потоке чтения сошлись у меня интервью Леонида Парфёнова, в котором он заявляет, что в 1970-е гг. советские люди ушли в частную жизнь, и статья о. Иоанна Экономцева 1986 года, в которой он, ссылаясь на Лихачёва, заявляет, что Западу личное начало привил Ренессанс с его обращением к античности, а в России и Византии личное начало было изначально, через сосредоточенность на личном спасении.
Опять то же неразличение "личного" и "частного" - и, кстати, неверное употребление слова "личное". Мы и сегодня можем в изобилии видеть православных, сосредоточенных на своём спасении. Это всего лишь обычный эгоизм, сектантство, гордыня, только прикрытые словами о "своём спасении". Такого индивидуализма было много и в полисном мире античности. Это индивидуализм, являющийся неотъемлемой частью коллективизма.
Ошибочно думать, что коллективизм "растворяет" в себе человека. Душа человеческая сопротивляется такому растворению. Поэтому коллектив поступает изящнее: он разрешает человеку быть эгоистом при условии лояльности к коллективу. Апогея такая комбинация достигает у абсолютно несвободных людей, каковы заключённые, фанатики некоторых религиозных движений и "совки".
Вот почему изначально лукав был посыл Парфёнова. Никакой частной жизни в 1970-е не было, и он отобразил не жизнь того времени, а нежить, причём выдал её за жизнь. Немногое живое, что в 1970-е было, он тщательно затушевал - в порядке раздавливания совести в самом себе.
Поэтому лукавы и разговоры о том, что возможно быть личностью, не совершив труд, который совершили на Западе и который один может сформировать личность - без борьбы с коллективизмом, "лояльностью", аморфностью государственно-родового начала, архаическим отношением к праву. "Спастись" - можно, а стать личностью - нет, не выйдет.
ОБРАЩЕНИЕ
Частная жизнь противоложна публичной, но именно эта противоположность требует наличия публичной жизни.
Например, "европейски воспитанный" священник не будет настаивать на том, чтобы к нему обращались "отец такой-то". Он, скорее, ожидает, что после скольких-то лет общения прихожане будут обращаться к нему как к доброму старому другу - и он к ним, конечно, абсолютно симметрично. Да и "прихожане" - термин не из европейской жизни, а из архаической, восточной. Подавно не будет тут целования руки под предлогом "благоговения к святыне". Благоговеть можно и другими способами.
Однако, не будет "европейскостью" именование священника просто по имени или даже прямо на "ты", исходящее от незнакомого или малознакомого человека. Это будет либо прямой агрессией (хамством) со стороны человека, знающего правила, но желающего унизить собеседника, либо фамильярностью - этим коротким замыканием в общении. Фамильярность пытается имитировать труд. Дружеское "ты" (или, в русском контексте, имя без отчества) - драгоценно, потому что оно напоминает о съеденном вместе пуде соли. Фамильярное "ты" пытается перескочить через пуд соли. Более того: друг будет публично переходить в разговоре со священником на "вы" и употреблять "отец". Этим утверждается самоценность частной жизни, её особость от жизни публичной. Тот, кто имитирует дружбу, предпочитает делать это именно публично. Фамильярность, как и хамство, отрицает частную жизнь - во всяком случае, другого. Свою-то частную жизнь и хамы, и дурно воспитанные люди обычно оберегают очень ревниво.
Воспитанность проверяется именно в первый момент встречи. |
