ФИЛЬМ "ФАНАТИК" И ВООБЩЕ О НЕОБЯЗАТЕЛЬНОCТИ АГРЕССИИ
Фильм «Фанатик» (США, режиссёр Генри Бин, 2001 год) называется вовсе не «Фанатик», а «Верующий». Более того, он не может называться «Фанатик», потому что главный герой вовсе не фанатик. Он, конечно, и не верующий, но в фильме он называет себя верующим, более того – он называет себя «единственным настоящим верующим». В основе фильма реальный случай 1965 года, когда среди арестованных куклуксклановцев оказался еврей. Он покончил с собой после того, как о его национальности сообщили газеты. В фильме интрига намного сложнее. Впрочем, особого интереса сюжет не вызывает и в таком виде, не потому что сценарий плохой, а потому что сам предмет описания пуст, как пуст и фиктивен всякий национализм. Особенно в американском контексте национализм трагикомичен как душевные мучения погонщика верблюда, который вынужден работать дальнобойщиком. Национализм побеждается вовсе не интернационализмом и не космополитизмом, а элементарным превращением нации из мистифицированного, заколдованного понятия в понятие политическое. «Политическая нация»: кто гражданин Франции, тот и француз, а остальное ролевые игры и гастрономические аттракционы. Все страдания юного Вертера по поводу того, еврей он или нет, не стоят выденного пасхального яйца.
Не слишком интересен и религиозный аспект кинофильма, сводящийся к попсовой постановке вопроса о том, как может всеблагой Бог быть источником зла. Как можно было приказать Аврааму зарезать своего сына, - это ведь стало источником тяжелейшей психической травмы для Авраама и Исаака! Типичный анахронизм, проекция на Исаака и Авраама стереотипов современной американской культуры. Да в отношениях Авраама с Богом повеление зарезать ребёнка было самым понятным для Авраама из всего откровения! Авраам и Исаак принадлежали к культуре, где родных детей приносили в жертву безо всяких терзаний. Таким же анахронизмом является убеждение, что инфантицид как тривиальная практика всех архаичных культур определял своеобразие психологии взрослых обитателей этих культур. Детские травмы могут ведь и тушеваться. Фрейдизм справедлив лишь для культуры, внутри которой Фрейд создал свою терапию. Человеческая психика невероятно разнообразна и пластична, и детские травмы в архаичных культурах не оставляли «эха» в личности взрослого или, по крайней мере, нужно доказывать источниками, что эти травмы были значимы. Точно так же ребёнок из интеллигентной семьи может годами переживать из-за того, что в детстве его ударил отец, а ребёнок из семьи другого типа вычёркивает удар из репертуара своей психики уже через две секунды после происшедшего. Авраам – отнюдь не еврей-ювелир из Бруклина и даже не Натаньяху, Исаак – не Вуди Аллен, герои библейского рассказа были куда больше похожи на семью Ладенов. Повеление Божие было не столько проверкой веры, сколько формированием веры, революционным запретом человеческих жертвоприношений и началом долгого, отнюдь не законченного пути в мир, где никого никогда не убивают.
Сам фильм снят по-голливудски добротно, даже гламурно, и в этом отношении является попыткой приручения иррационального и трагического, упрощением темы зла до уровня комикса. Впрочем, не надо недооценивать комикс как форму коммуникации в определённом возрасте.
Действительно интересна другая обозначенная в фильме тема - тема насилия как ответа. Однако, именно потому, что эта тема намного актуальнее и болезненнее, в том числе, для американцев, чем тема оправдания Бога или национальной специфики, она почти невыявлена. Главный герой слушает рассказ еврея, у которого нацист вырвал трёхлетнего ребёнка и заколол, и возмущается тем, что еврей не набросился на этого нациста. Человечность оказывается чем-то противоречащим природе человека. Между тем, никто и нигде не доказал, что агрессия, в том числе, ответная, в том числе, как форма самозащиты или защиты ребёнка, является у человека инстинктивным, врождённым механизмом. Можно ведь предположить, что именно ступор, а не агрессия является нормативной для человека реакцией на стрессовые ситуации. Иначе к чему создание и поддержание многочисленных механизмов и социальных институтов, которые учат человека быть агрессивным, убивать, нападать с опережением?
В России, к сожалению, и в 2000-е годы полагают, что последнее слово науки в вопросе об агрессии есть книга Лоренца об агрессии как усилении инстинкта выживания. Более того, знакомство с Лоренцом признак «продвинутости», а большинство даже образованных людей не поднимаются и до Лоренца, а исповедуют цинизм, считая агрессивность сутью человечности, и в этом отношении примыкая скорее к Фрейду с идеей агрессии как проявления инстинкта смерти. Наука не даёт (и, возможно, не может дать) точного ответа на вопрос о причинах агрессии у человека (из недавного вышедших на русском книг адресую хотя бы к монографии Теда Гарра «Почему люди бунтуют»). Существует и направление, которое рассматривает агрессивность как продукт воспитания , и направление, видящее в агрессии один из способов преодоления фрустрации, выходящий на первый план только тогда, когда прочие отклики безуспешны. Человек схож с животными в том, что на фрустрацию отвечает прежде всего избеганием, а вовсе не агрессией, страхом, а не гневом.
Агрессия становится преобладающей реакцией благодаря социальному, а не биологическому в человеке. Агрессия у человека обычно коллективна, зарождается и реализуется в контексте структурном, хотя мотивировки у этой агрессии всегда пытаются увести в сферу личного. Налицо классическая мистификация: проблему социальную выдают за личную, проблема человечества выдают за проблему животного в человеке, высшее выдают за низшее, чтобы не обсуждать возможность не быть агрессивным. Агрессивность прежде всего агрессивно относится к рефлексии о себе, яростно отвергает хотя бы предположение о том, что агрессия для человека не только не неизбежна, но и вовсе не продуктивна и не обязательна.
