Cочинение 1481 г. о событиях феодальной войны Юр. Дм.: “начаша святительскую власть князи держати. И быша тогда брани злы межусобные в братье, тако же и женитвы во племяни, а возбраняющих не бе”

Сказание о Мамаевом побоище заимствовало эпизоды из Александрии (сербской редакции), которая появилась в русским переводе не позже 1491 г. (Петров, 2004).

Жидовствующие: Лурье о сомнительности обвинений против них, 1985.

*

Правитель Москвы "при помощи митрополичьего авторитета подавил все удельные княжества" (Полуянов и Соловьёв, 2004. С. 5).

*

В.А.Кучкин. Великокняжеская печать с двуглавым орлом грамоты 1497 года. Вопросы истории, 1999, №4-5. Со времен Карамзина укрепилось в популярной литературе мнение, что Иван III ввел в свой герб двуглавого орла под влиянием Софьи Палеолог в ознаменование претензий на Константинополь, но это неверно, опрокидывание на 15 век геополитических устремлений России XIX столетия. Исследователь датирует печать 26-м августа 1490 года, автором считает кого-то из западноевропейских (немецких или римских) мастеров такого высокого класса, что граверы XIX века не смогли точно передать его работу. Печать была изготовлена по образцу императорской Габсбургов, никаких связей с византийской традицией в ней не содержится. Отличие графическое — в хвосте (прямой, не раздвоенный), символьное - у русского орла две короны, хотя и королевских (помещение императорской вызвало бы протест Габсбургов, помещение одной королевской — унизило бы царя). На обороте был изображен не Георгий Победоносец, а царь — всадник в турнирной маске-визире с плюмажем, и современники твердо знали, что это царь (автор не объясняет, почему же тогда изображен поражаемый дракон). Попутно Кучкин отмечает, что "суеверные русские люд, ждавшие в 7000 году конца света" датировали грамоты не как 7000, а как 6900 и 10 (С. 36). 

В разгар борьбы новгородцев в Москвой в Новгороде строится западным мастером Грановитая палата 1433 г., в 1435 г. мастер Иван создает Панагиар, и около 1435 г. в портал Софийского собора монтируются Магдебургские врата, отлитые в 1152 г. в Магдебурге для Плоцкого собора.

Автокефалия РЦ: духовная митр. Ионы 31 марта 1461 г.

Иннокентий (Павлов). Духовная грамота святителя Ионы. К вопросу об автокефалии Русской Церкви. В кн.: Церковно-исторический вестник. 2000. №6-7. С. 172-179.

Попытка (неуспешная) доказать, что автокефалия РЦ была одобрена КПлем. Духовная от 31 марта 1461 г. найдена Д.И.Абрамовичем в Публичке и оп.: ежегодник Об-ва любителей древней письменности "Библиографическая летопись", т. 3. С. 167-174.

Стереотипные просьбы о прощении, о болезнях. Пафнутий Боровский одно время запрещал поминать Иону. Причины автокефалии по Ионе был поставлен в Москве "за нужду не токмо ради раздирания церковного и возникающих ересеи но и за долготу пути и мятежей ради земьских" (л. 150). "Церковный мятеж в Цареграде в царех и в патриаршестве", "суединении их еже с латиною о вере" и поминание Папы в Софии.

Но этот довод сам Иона и опровергает, указывая на православие Константина XI, "явно не сочувствовавшего унии" - с. 176. Что тоже не факт.

Павлов резко ругает унию как измену православию, доказывает законность обособления 34 ап. правилом (его цитирует и Иона). Игнорирует подлог Ионы, который писал, что "в рустем господарьстве и преже сего времени поставление епископы митрополита бывало, и не единовы, но и дващи и трищи" - но не было "трищи", был лишь Иларион и Смолятич.

На момент смерти Ионы униатских симпатий у византийских властей уже не было, так что апелляция к этому тоже лукавство.

Лукавая ссылка Ионы - не в этой грамоте, а послании киевскому кн. Александра Вл. после поставления в митрополиты - что он поставлен "и по прежнему благословению, данному еще в Цареграде от патриарха" (АИ, 1, С. 94). Т.е. в 1436 г. п. Иосиф обещал поставить Иону после смерти Исидора, будущего "униата". Так и следовало бы ждать исполнения обещания, а не ставиться самочинно.

Решающий довод: поставлен "повелением господина нашего и о Святом Духе возлюбленного сына нашего смирения благородного и благовернаго великаго князя Василия Васильевича всеа Русии" (Л. 150 об.). "Сие убо сотвори сын наш ... не кычением, ни дерзостию, но и поучение имеа о православной же христианстей вере и своего спасениа ища" (Л. 151).

Слова "кичение", "дерзость" - проговорки, выдающие главное, что смущало Иону и возмущало греков.

15 декабря 1449 г. вел. кн. пишет грамоты в КПль к царю с просьбой о восстановлении общении. Аналогичные грамоты есть от 1451 и 1452 г - АИ, №41, 262. Видимо, полагает Павлов, отправлены не были, п.ч. в Москве узнали, что Константин опять обращается в Рим. Но он обратился в Рим после 1451 г., почему же не отослали грамоты 1449 и 1451 гг.?

Падение КПля Иона не упоминает как причину автокефалии, и Павлов провозглашает падение причиной безо всяких к тому оснований. Москве-де не нравилась зависимость патриарха КПля от безбожного царя. А своя зависимость от царей точно той же безбожности? Ведь номинально Русь еще была под Ордой.

Вопрос о посольстве белозерского игумена Кассиана к патр. Геннадию (1454-56). Булгаков счтал, что Геннадий дал грамоту, подтверждающую автокефалию - т. 6. кн. 1. Голубинский считал, что грамоты не было, иначе бы патр. Дионисий в 1469 и Максим Грек не называли бы автокефалию Руси неканоничной. Павлов пытается вернуться к Булгакову: "Схоларий, действительно, мог дать Кассиану обещание положительного решения поставленного перед ним вопроса об автокефалии ... Полная самостоятельной Русской Церкви ... была воспринята на Православном Востоке как бы на правах "церковного обычая", хотя и не древнего" - и ссылка на Голубинского, 2, 1, с. 513-520. Ни одного док-ва, что так она была воспринята, не приводит, тогда как док-ва противоположного - налицо. Странное толкование: слова Ионы: "Всем православным хрисианом, повсюду преставльшемся и в смертоносие, и иже от безбожных агарян избиением, и плененым, всем вкупе даю благословение и прощение" (л. 152 об.) толкует так: "Таким образом, святитель завещает Русской Церкви, фактически вступившей в автокефальное бытие, сохранение духовных уз со своей страждущей Матерью-Церковью Костантинопольской и памятование о ее нуждах" (С. 179).

27 марта 1462 года. Смерть “Иуды Русской Земли”.

27 марта умер великий князь Василий Васильевич, получивший прозвание Темного — то есть, “слепого” (он был ослеплен во время междоусобицы). Народ не любил и презирал его: слишком часто великий князь истреблял самых верных ему людей, тех, кто помогал ему сохранить престол. Один из летописцев даже назвал его “Иудой Русской земли”. Да и перед самой смертью, Великим постом 1462 года Василий Темный устроил публичные казни заговорщиков, хотевших освободить заточенного в угличской тюрьме князя Василия Ярославича. Возможно, он чувствовал приближение смерти и потому торопился насытиться местью, однако при этом Василий нарушил неписаный обычай, делавший время поста святым и чистым. Ермолинская летопись отметила, что это восприняли как нечто совершенно неслыханное и народ от бояр до крестьян был во многом “ужасе и удивлении”. “Недостойно православному великому государю, владеющему всей подсолнечной, устраивать такие казни и кровь проливать во святой Великий пост”.

Ист.: Ермолинская, 23, с. 157:

5 марта 1464 года. Как в Ярославле от свободы исцеляли.

5 марта 1464 года в Ярославле торжественно положили в новую, высеченную из камня раку мощи почитаемых ярославских чудотворцев: жившего в XIII столетии князя Феодора и его детей Давида и Константина. Для правящего ярославского князя Александра Федоровича, для всех жителей города это было торжество, знаменующее независимость города, его величие. Говорили о многочисленных исцелениях от мощей, о том, что святые взирают сверху на Ярославскую землю, охраняя ее. Видимо, так же поняли это событие и в Москве; во всяком случае, именно после этого была ликвидирована независимость Ярославского княжения. Воевать с Москвой было уже невозможно, и присоединение совершилось мирно, в виду “выкупа” владений у ярославских князей.

Возмущение и ненависть вылились в тонкую и горькую насмешку ярославцев над собственным бессилием, над московским насилием, причем грустный этот смех оттолкнулся именно от церковного события: ярославские князья от явления ярославских чудотворцев “исцелились” от своих вотчин, “очистились” от власти, словно земли и власть — некая болезнь, а московский князь — целитель.

Разумеется, летописец, записавший эту шутку, не посмел ни упомянуть имени великого князя, ограничившись именем наместника, поставленного тем в Ярославль, да и крепкое бранное слово зашифровал: “А после того в том же граде Ярославли явися новыи чюдотворец, Иоанн Огафонович Сущеи, созиратаи Ярославскои земли: у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да отписал на великого князя ю ... а иных его чюдес множество не мощно исписати ни исчести, понеже бо во плоти суще цьяшос”. “Цьяшос” — значит “дьявол”, по самой простой системе шифра, известной русским книжникам.

Порабощение можно было назвать исцелением и освобождением от свободы, воплощавшейся тогда — да и не только тогда — в собственности, лишь в крайнем бессилии. Московская власть виделась незримо парящей над страной надзирательницей (“созиратаем” — от слова “озирать”), страшной карикатурой на всех святых, о которых верили люди, что они невидимо сверху озирают их землю, охраняя от напастей. Эта карикатура становилась все реальнее и ближе; соответственно, все бледнее и формальнее становилась вера в небесных защитников.

Ист.: Ермолинская летопись - т 23 Спб 1910 - 7971 год - 1463? с. 158.

1478-1484 годы. Новое поколение и новый энтузиазм в Русской Церкви.

(История жидовствующих, часть 1)

К концу 1470-х годов сплелись вместе судьбы нескольких людей, принадлежавших к одному поколению и, в сущности, молодых, пришедших на смену старым лидерам в самых разных областях русской жизни. Самым заметным, с мирской точки зрения, среди них был сам великий князь Руси Иван Васильевич, родившийся в 1440 году. В 1440 году родился и Иосиф Волоцкий. Ненамного старше его был родившийся около 1433 года родился Нил Сорский; видимо, и остальные знаменитые деятели последней трети XV века — Паисий Ярославов, Вассиан Ростовский, Геннадий Новгородский — были ровесниками друг другу, разнясь в возрасте не более чем на 5-7 лет в ту или другую сторону от 1440 года.

Иван Васильевич продолжал “собирание” земель под властью Москвы, начатое еще предшествующими поколениями. В 1478 году окончательно был присоединен Новгород. В сущности, это был рост империи, только за счет одноплеменных соседей, подобно тому, как и Римская империя началась с присоединения итальянских соседей Рима. Захват русских земель был всегда насильственным, хотя не всегда кровавым, всегда сопровождался недовольством присоединяемых, хотя они не всегда имели силы сопротивляться. Как и позднее, московские правители по возможности для спокойствия прежде всего собственной души предпочитали невольно изображать захват мирным и добровольным воссоединением. Когда могли, они просто заставляли местных князей — ярославских, тверских — оформлять присоединение как продажу земель московскому князю. Лишь одно практически всегда, шла ли речь о Новгороде, Твери или Пскове, выдавало имперский дух: с присоединенных земель переселялись в глубь страны десятки представителей местной знати, на их место и владения переводились верные московскому князю дворяне. Так в библейские времена переселяли в Вавилон евреев, так в XX веке переселяли из Чечни и Крыма коренное население, заменяя его русским.

Великий князь собирал земли для их же блага. Он не думал, что Русь идеальное государство, но считал, что только его страна может стать таковым. В сущности, подобно соотечественникам, он считал свою страну всей вселенной — как тогда говорили, “подсолнечной”, границы которой и должны совпадать с границами вселенной, населенного мира. Разумеется, великий князь не считал положение в стране идеальным. Он видел разврат, порок, грех и, начиная свое правление, хотел их преодолеть, используя свою огромную власть. Власть эта уже во многом распространялась и на Церковь: великий князь мог влиять на назначение архиереев, на строительство монастырей. Он хотел, чтобы духовная власть Церкви помогала народу стать лучше. Но исправления требовали и члены самой Церкви. Для него, как и для других христиан той эпохи, это означало прежде всего восстановление монастырской жизни в духе великих подвижников эпохи Сергия Радонежского: самоотверженного, молитвенного, возвышенного. Троице-Сергиев монастырь, Кирилло-Белозерский монастырь, — символы былого духовного величия — теперь вызывали неудовольствие у всех, кроме своих насельников. В монастыри постригались на склоне лет бояре и дворяне, особенно обедневшие, чтобы и стяжать спасение, и обеспечить себе нормальную старость, намереваясь совместить монашество с прежними привычками к почету, собственности, власти. Монастыри превращались из общежития в небольшие города со своей знатью и простонародью, со сложным (хотя и не всегда большим) хозяйством, совершенно таким же, как у любого боярина.

Будущие великие святые прекрасно это знали уже потому, что всю юность они провели в таких монастырях, переходя из одного в другой с надеждой найти настоящее подвижничество. Но годы шли, рассказы о затерянных в глуши монастырях, где еще блюдут монашеские обеты, оказывались баснями, а юноши взрослели и, наконец, становились взрослыми и решались, от безвыходности и накопленного энтузиазма, сами взяться за восстановление идеалов, о которых слышали и читали.

В 1479 году Иосиф, ученик преп. Пафнутия Боровского, основал свой собственной монастырь под Волоколамском, с самого начала имея ясное намерение создать общину, где чистота личной жизни будет поддерживаться за счет жесткой дисциплины, взаимного контроля, надзора настоятеля. Он в своем монастыре без всякой охоты, но стал кем-то вроде небольшого царя, от которого не могло быть никаких секретов ни у кого из братий, который брал на себя тяжкий долг всех и вся проверять в любое время дня и ночи.

В 1480 году (может быть, чуть ранее или чуть позже) основал свой монастырь и Нил Сорский. Он так же вдохновлялся желанием восстановить чистоту духовных помыслов, но способ выбрал прямо противоположный, так что его монастырь был и не совсем монастырь, и не совсем его. То был скит, состоявший из раскиданных среди деревьев избушек-келий, поставленных намеренно так, чтобы обитатели не видели друг друга, и видели друг друга братья лишь в седьмой день недели, так что каждый отвечал за себя. Тут настоятель не следил ни за кем, кроме себя.

Иосиф и Нил к одной стремились цели, хотя способы выбрали противоположные. К той же цели стремился и великий князь, но он выбрал способ, более ему привычный. В том же 1479 году, когда Иосиф основал свой монастырь, Иван Васильевич назначил настоятелем Троице-Сергиева монастыря Паисия Ярославова, учителя Нила Сорского, известного, впрочем, и уважаемого и Иосифом Волоцким, и Геннадием Новгородским. Паисий был крестным отцом сына Ивана Васильевича. Своим ближайшим советником великий князь сделал архиепископа Ростовского Вассиана, тоже (как и Иосиф Волоцкий) ученика Пафнутия Боровского, совершавшего крещение того же сына. В 1478 году он помог Вассиану подчинить своей власти второй по значению монастырь России — Кирилло-Белозерский, который до этого находился в фактическом подчинении у светского владыки, белозерского князя Михаила Андреевича. Сделал это великий князь, разумеется, чтобы и в Кириллове монастыре возродилась подлинно духовная жизнь.

В 1480 году, побывав в Новгороде, великий князь познакомился там со священниками Алексеем и Денисом, и перевел их в Москву, прямо в кремлевские соборы — Алексея протоиереем в Успенский, только что выстроенный заново (освящен 12 августа 1479 года), а Дениса в Архангельский. Чем точно они ему понравились, остается неизвестным, но ясно, что он считал их лучше других, в том числе слишком хорошо ему знакомых московских, священников. Так же в XVII веке царь Алексей Михайлович перевел в Москву сразу нескольких провинциальных священников за их проповеднический дар и ревность о Церкви, так и император Петр Первый переводил в Россию с Украины понравившихся ему активностью и даром речи архиереев.

Паисий, Вассиан, Геннадий (которого в 1484 году князь послал архиепископом в Новгород), Алексей, Денис, — все они, по мысли правителя, должны были стать руководителями духовного обновления, живым словом и личным примером побудить людей к духовной жизни.

Октябрь 1480 года. “Стояние на Угре” и Церковь.

Летом 1480 года войска хана Ахмеда, возглавлявшего Большую Орду, государство татар в низовьях Волги, образовавшееся после распада Золотой Орды, двинулись на Москву. Ахмед впервые пошел походом на Русь в 1460 году, через год после того, как стал ханом; через год после своего второго похода он был свергнут и убит. Первый его поход русские считали неудачей: Ахмед осадил Рязань, но взять ее не смог. Второй поход был еще большей неудачей: Ахмед даже не осадил ни одного города. Русские войска вышли ему навстречу и в 8 июня встали на Оке. Ахмед, не сумев переправиться через Оку, двинулся к ее северному притоку Угре (впадает в Оку под Калугой, западнее Серпухова) и встал здесь 8 октября. Тогда великий князь поспешил с войском туда.

Ахмад, идя на Русь, вдохновлялся идеей реставрации: он считал себя законным преемником власти древних монгольских ханов XIII века, но сознавал, что прямой преемственности нет, ее еще надо доказать силой оружия. Русские еще не вполне понимали, что сила Орды, владевшей ими на протяжении почти трех веков, уже меньше их собственной. 30 сентября 1480 года великий князь Иван приехал в Москву, где советовался с митрополитом Геронтием, со своим духовным отцом Вассианом, архиепископом Ростовским, с боярами о том, не следует ли отступить перед татарами. Бояре — к примеру, Иван Васильевич Ощера, Григорий Андреевич Мамон - выступали за отступление. Жена великого князя София покинула Москву и бежала на Белоозеро, ее сопровождали многочисленные жены дворян и бояр, холопы, которым было поручено оберегать женщин и заботиться об их прокорме. Народ все это расценил как трусость и предательство христианской веры, а поборы, которым сопровождалось бегство княгини, как “кровопийство христианское”, худшее, чем татарское.

Владыки выступили за сопротивление; митрополитом “со всем боголюбивым собором” благословил на борьбу. Еп. Вассиан написал прославившее его “Послание на Угру”. Не надо смиряться перед ханом, не надо было молить его о мире, не надо было посылать к нему послов. Вассиан уговаривал князя “от Писания”, один за другим отвергая сомнения, по видимости ужасно благочестивые. Он напомнил ему о Дмитрии Донском, сравнив того и всех, сражавшихся с мусульманами, с мучениками: “От Бога получили оставление грехов и венцами мученическими почтены были, так же как и древние мученики, которые за веру пострадали от мучителей .. Эти так же и в последнее время за веру и за церкви Божии умерли и равно с теми венцы приняли. Те же, которые тогда были ранены врагами и после победы остались живы, — те кровью своей омыли прежние грехи” (531). Он успокаивал совесть князя — ведь действовала еще клятва о верности ханам, подчеркивая, что клятва такая — вынужденная, и, в конце концов, “лучше солгать и приобрести жизнь, нежели остаться верным клятве и погибнуть, то есть пустить их в землю нашу на разрушение и истребление всему христианству” (531). Разумеется, он вдохновлял его примера из Библии — из Ветхого Завета, напоминая о борьбе евреев с фараоном, о подвигах Навина, Иуды, Гедеона, Самсона. Сама сила, с которой писал Вассиан, показывает, как же въелся страх перед татарами в русскую психологию, как и сто лет спустя после Куликовской битвы невероятным казалось сопротивление (ведь и Дмитрий Донской уже после Куликовской победы бежал от татар Тохтамыша из Москвы).

В конце концов, в начале ноября ударили сильнейшие заморозки. Обе армии, по словам русского летописца, боялись друг друга. 11 ноября не выдержали нервы у татар: когда русские войска снялись и стали отодвигаться от берега, татары решили, что русские намерены дать им бой и расчищают для этого места и отступили. Тогда никто не воспринял это событие как конец “татаро-монгольского ига”. Великий князь Иван сказал: “Не ангел, не человек спас нас, но сам Господь”. Психологически люди выбирали не между пацифизмом и милитаризмом, а между отчаянием и надеждой. Они много слышали об исламской опасности, факты говорили о том, что ислам побеждает, начиная с Византии и юга Европы, то есть православных народов. Надежда вдохновлялась религиозно, соединяя смирение перед человеческой слабостью с верой в помощь Божию и награду от Бога.

“Да не хвалятся неразумные в безумии своем, говоря: “Мы своим оружием избавили Русскую землю”, но да воздадут славу Богу и Пречистой Его Матери Богородице, ибо Он нас спас, и да отринут свое безумие, и да творят битву за битвой и мужество за мужеством ради православного христианства против басурманства, чтобы восприять в этой жизни от Бога милость и похвалу, а в том мире венцами нетленными от Вседержителя Бога венчаться и Царство Небесное наследовать”. (С. 519).

Послание Вассиана вместе с рассказом о “стоянии на Угре” вошло в летописи и с ними в интеллектуальный багаж эпохи. Оно не внесло ничего нового, и до Вассиана всякую войну при малейшей возможности осмысляли как войну во имя веры — против ли католиков, против ли мусульман. Оно действительно, вероятно, помогло русским отстоять свою независимость. Беда заключалась в том, что независимость была одна и для русских, и для их государства. А все те оправдания, которыми защищалась война и даже клятвопреступление, остались на бумаге и в сознании и после того, как угроза независимости исчезла, и стали со временем оправдывать уже борьбу не с “басурманами”, а со своими.

О нем см.: Я.С.Лурье. Вассиан Рыло. В кн.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI в. Ч. 1. А-К. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1988. С. 123-124. Послание оп.: Памятники литературы древней Руси. М.: Художественная литература, 1982. С. 521-537.

1481 год: Паисий Ярославов покидает Троице-Сергиеву лавру.

(История жидовствующих, часть 2, прод. 1478-1484 гг.)

Первым признаком того, что не все получается так, как хотел бы великий князь, стал уход Паисия Ярославова с настоятельства Троице-Сергиевой монастыря. Он “не смог чернцов перевести на Божий путь: на молитву, и на пост, и на воздержание”. Бояре и князья, которых много было среди монахов монастыря, не желали ему повиноваться, а Паисий не смог или не захотел заставлять их силой. Положение было абсурдным: костяк монахов составляли люди, вовсе не желавшие быть монахами и соблюдать монашеские обеты послушания или воздержания. Паисий сделал ошибку, когда согласился на уговоры молодого царя (да Паисий и сам был молод) и поставил себя в дурацкое положение. Он сумел исправить эту ошибку и вовремя уйти. По Руси ходили слухи, что монахи хотели его убить. Паисий вернулся в родной Спасо-Каменный монастырь, но продолжал бывать в Москве у великого князя. В том же году умер единомышленник великого князя ростовский архиепископ Вассиан.

15 мая 1481: смерть Евфросина Псковского

На его гробнице по повелению новгородского архиеп. Геннадия был поставлен образ, написанный еще при жизни преподобного его учеником Игнатием — не в порядке ли борьбы с иконоборцами вдруг стали писать прижизненные иконы и так их демонстрировать? Или, напротив, прижизненные иконы - ср. Кирилла Белозерского - вызвали появление иконоборцев, и как результат исчез-таки - вместе с иконоборцами и смутительный обычай писать иконы с живых людей?

1483, конец года: попытка свержения митрополита Геронтия.

(История жидовствующих, часть 3, прод. 1481 г.)

Великий князь и митрополит Геронтий оба были людьми не тихими, со своими представлениями о том, какой должна быть Русь и Церковь в ней. Только представления эти не совпадали, как не совпадал их возраст. Геронтий, хотя и был поставлен при Иване, сделал свою карьеру при его отце, был человеком предшествующего поколения. Он поссорился с царем из-за Кирилло-Белозерского монастыря в 1478 году (и проиграл), из-за чина крестного хода в 1479 году (и выиграл). Иван еще не думал о том, что может просто заставить митрополита уйти, что может свергнуть его посредством собора (как это делали русские цари позднее). Он, видимо, начал травить митрополита по мелочам, незаметно для окружающих (во всяком случае, в летопись детали травли не попали).

В конце 1483 года Геронтий заявил, что тяжело болен и покидает митрополию; он демонстративно переехал из патриарших палат в Московский Симонов монастырь. Спустя два века так же поступил патриарх Никон, отвечая на давление со стороны царя шантажом. Нам неизвестно, как именно давил на Геронтия великий князь, но известно, что митрополит взял с собой митрополичью ризницу и посох, — символы своей власти, так что он вовсе не собирался расставаться с престолом. Шантаж не удался. Каких бы уступок или извинений Геронтий ни требовал, Иван Васильевич не уступил. Он попробовал найти ему замену и обратился к Паисию Ярославову. Тот отказался, напомнив о неудачном опыте с Троицким монастырем. На первый взгляд, тут положение было несколько отличным; вся Церковь - не один монастырь. Но общего было больше: необходимость (и невозможность для христианина) пытаться властью, сверху, изменить жизнь огромного организма, к тому же включенного в куда более крупный организм всего русского государства и уже по одному этому не целиком подвластный своей главе.

1487 год: новгородский архиепископ против новгородских священников.

(История жидовствующих, часть 4, прод. 1483 г., конец года)

На первых порах, когда энтузиасты церковного возрождения только занимали исходные позиции, разногласий между ними не было. Но шли годы, развивались люди, и развивались в разных направлениях. Самой яркой фигурой оказался Геннадий Гонозов, ставший архиереем на одной из древнейших и важнейших кафедр Руси — Новгородской. Он создал вокруг себя кружок единомышленников: диакон Герасим Поповка и его брат, дипломат Дмитрий Герасимов, приехавшие с великой княгиней Софией Палеолог на Русь братья Юрий и Дмитрий Траханиоты. Геннадий подружился даже с католическим монахом-доминиканцем Вениамином.

Геннадий полюбил власть и мечтал использовать ее со всей силой. Разумеется, при этом сразу вставала проблема разграничения церковной власти и светской; великий князь: присоединив Новгород, счел возможным какие-то земли у новгородских монастырей и церквей конфисковать, чтобы затем раздавать своим дворянам, он ограничил право новгородского архиерея приобретать земли. Геннадий был этим крайне недоволен. Кто-то из его кружка написал сочинение в защиту права Церкви на земельную собственность. В 1489 году Герасим Поповка послал Иосифу Волоцкому жизнеописание папы Римского Сильвестра, специально для Геннадия со слов имперского посла Турна был составлен рассказ об испанской инквизиции, которая в 1481 году фактически была (доминиканцами же) основана заново и начала активную борьбу с иудеями. Не в последний раз православные архиереи обращались к западному опыту, любуясь только той его частью, которая касалась власти — власти папы, власти инквизиции.

Власть и деньги были крепко связаны и в конце XV века. Геннадий продолжал старую русскую практику: брал со священником деньги за рукоположение. Невозможно установить, стал ли он брать больше, чем до него, или новгородские священники обрушились именно на Геннадия как на представителя ненавистной Москвы, но во все время его пребывания на кафедре именно вопрос об этой плате стал поводом для нападок на архиепископа. Геннадий попробовал осуществить древнее право новгородского архиепископа и взять также деньги с Пскова; но псковичи уже два века как отказывались платить эту подать, и опирались они на поддержку московского митрополита. Более того, именно в Пскове возникло движение, отрицавшее благодатность всякого священства как “купленного”, впавшего в ересь симонии — продажи благодати (“стригольниками” называли почему этих ригористов, истребленных в первой третий XV столетия).

Скверные вышли у Геннадия отношения и с некоторыми церковными деятелями, которых избрал великий князь для обновления церковной жизни, прежде всего — с теми новгородскими священниками, Алексием и Денисом, которые были в 1480 году переведены Иваном в Москву (видимо, и с некоторыми другими, но имена их сейчас установить невозможно). Может быть, сказывалась ревность, может быть, были какие-то склоки, связанные с тем, что выходцы из Новгорода оказывали покровительство новгородским священникам, права которых ущемил Геннадий.

1480-е: Спор о летоисчислении православном, католическом, иудейском.

(История жидовствующих, часть 5, прод. 1487 г.)

Известно, что Геннадий и протопоп Алексий по-разному относились к вопросу о восьмом тысячелетии. В 1492 году кончалась седьмая тысяча лет “от сотворения мира”, в народе боялись конца света, и требовалось объяснить, почему страх этот — не христианский, пустой. Насколько это было сложно, видно из того, что Дмитрий Траханиот, отвергая конец света в 7000 году и заявляя, что время конца никто не знает, все-таки писал, что дата конца света все-таки должна быть “седмирична” - в 7007 году. Протопоп Алексий (его сочинений не осталось, есть лишь косвенные реплики Геннадия) выходил из положения другим, более решительным способом: предлагал вспомнить, что у евреев принят другой счет лет от сотворения мира, по которому идет лишь середина шестого тысячелетия. Геннадий считал, что это безобразие. “Жидовскими числами сколько лет украли у нас! - писал он епископу Сарскому Прохору в 1487 году. - Где же взять лет, чтобы нашлось время для знаменитых царей, и пап, и Патриархов?” Спор на таком уровне, конечно, был невозможен; и Траханиот, и Алексий, и Геннадий рассуждали безграмотно. Впоследствии (27 ноября 1492 года) трезво и ясно напоминал о Втором пришествии Зосима, ставший митрополитом в 1490 г. Но чем меньше было знаний, тем больше было амбиций. Алексий злорадно говорил Геннадию, что, когда наступит “так называемый” семитысячный год, тогда и понадобятся его, алексиев, способ вычисления. Геннадий в ответ обвинял Алексия в том, что он надеется на пришествие не Христа, а антихриста. Алексий и его единомышленники указывали, что летоисчисление — вещь относительная, условная, что в других “верах” действуют другие даты. Геннадий саркастически вопрошал в ответ: “А у жидов откуда взяться годам лишним? Ведь по всему свету астрономия одна”. Это было остроумно. Что из-за этого Геннадий всерьез считал Алексия еретиком и тайным иудеем, остроумно не было. Это не было даже умно.

1480-е: споры об иконных сюжетах.

(История жидовствующих, часть 6, прод. 1480-е г.)

С Алексием же или с кем-то еще Геннадий разошелся и в вопросе о том, какие иконописные сюжеты вполне каноничны. Прославленная икона Андрея Рублева — кого она изображает: Бога с двумя ангелами или Троицу? Вопрос был поставлен с самого начала неверно: и не Троица, и не Бог с двумя ангелами приходили к праотцу Аврааму, согласно всем святоотеческим толкованиям, а три ангела, символизирующие — или прообразующие — Троицу. Геннадий, однако, и в этом усмотрел “жидовство” — кто отрицает, что к Аврааму приходила именно Троица, тот-де отрицает и саму Троицу. Такой способ доведения до абсурда утверждений противника был популярен во все времена; он становился (и всегда будет становиться) очень опасным, когда обвиняемая сторона не имеет возможности оправдаться.

Геннадий, однако, не решился официально обвинять Алексия в еретичестве. Он начал атаку издалека, с тем расчетом, чтобы погубить сразу всех своих многочисленных и разнообразных противников. В 1487 году он арестовал новгородского Герасима Никольского. Главным обвинителем против них выступил священник же Наум, отдельные обвинения были поддержаны и другими свидетелями. Сам Наум показаниями покупал себе спасение, ведь он был обвинен в том, что показал иконе кукиш (видимо, в пьяном виде). Сами по себе обвинения были направлены против самого уязвимого места русского духовенства: пьянства (впоследствии в том же пороке обвинили и самого Геннадия, и митрополита Зосиму), нарушения церковной дисциплины: “Недостойно служат божественную литургию”, “клянутся без страха”. Это означало, что кого-то из священников обвинили в божбе, кого-то — в том, что он служит литургию, позавтракав. Геннадий, однако, намеревался смешать эти обвинения с более серьезными.

Январь 1488 года: первые обвиненные в иконоборчестве и колдовстве.

(История жидовствующих, часть 7, прод. 1480-е г.)

По Новгороду разнесся слух, что кто-то оскверняет иконы. Слух был тем ужаснее, что конкретных имен не называлось. Архиепископу принесли икону, где в клейме было изображено Обрезание Господне — у фигуры Христа была соскоблена рука и нога. Надпись сразу приобретала двусмысленный и издевательский характер. “Да с Ояти привели ко мне попа да диакона, — писал Геннадий в январе 1488 года суздальскому епископу Нифонту о священнике Григории Семеновском и его племяннике Самсоне, — и они крестьянину дали нательный крест из плакуна [плакучей ивы или березы], да на кресте том вырезан сором женской да и мужской, а крестьянин с того времени начал сохнуть, поболел немного, да и умер”.

В самой возможности подобного злобного колдовства никто не сомневался. Геннадий объединил дело Григория и Самсона с делом отца. Священник Наум дал показания и на этих двоих человек. Всего было выдвинуто более девятнадцати обвинений, которые в виде “статей” были записаны. Общим для всех троих обвинением было надругательство над иконами. Чтобы придать делу еще больший размах, он арестовал дядю (видимо, по матери) Самсона диакона Гридю Клоча; показания против него дал отец Наум, но этот эпизод уже не попали в материалы дела. До суда арестованные были выпущены на поруки. Они воспользовались этим и бежали в Москву. Им удалось добиться того, что их дело решили рассматривать в Москве на соборе. Видимо, обвиняемые рассчитывали на помощь кого-то в Москве. Геннадию пришлось послать в Москву материалы дела — “Подлинник”. Он постарался максимально утяжелить обвинения.

Архиепископ обвинил всех четверых в еретичестве. Само по себе это не было неожиданностью. Любое отклонение от канона, обряда, бытового обычая, нравственной дисциплины в ту эпоху рассматривалось прежде всего как дефект в вере, как отклонение от православия в ересь. Представление о ересях у Геннадия было самое туманное. Он обвинил своих врагов в трех ересях. Одну из них он назвал маркианством; такая вообще неизвестна историкам и богословам, известны маркелианство и маркионитство. Но это не имело значения, образованнее Геннадия все равно не было. Другую ересь он назвал во множественном числе: “ереси месалианские”. Понимал ли Геннадий, что месалианство есть разновидность манихейства, дуализма? Трудно сказать. При желании любого колдуна можно обвинить в манихействе, вере в могущество сатаны. Геннадий, впрочем, писал, что месиалианские ереси проявляются в том, что арестованные им священники “жидовскым десятословием людей прельщают”. Что это означает, как это совмещается с обвинениями в безнравственности, — теперь уже не понять. Возможно, кто-то из обвиняемых порассуждал о том, что в десяти заповедях положено соблюдать субботу и надо бы так и делать. Понятно, однако, главное: подобные недоразумения не в одной России часто использовались для обвинений в ереси, причем и обвинявшие, и обвиняемые одинаково плохо представляли себе самые простые основы понимания библейских текстов. Несомненно, что иудаизм несовместим с каким-либо манихейством.

Вообще же, глядя на историю Россию и до, и после жидовствующих, мы обнаруживаем в ней удивительное отсутствие ересей. Много обвинений в ереси — и католиков называли еретиками, и протестантов, и старообрядцев (и никониан), но действительной ереси, как в Греции или во Франции, — не бывало.

13 февраля 1488. Московский собор осуждает новгородских священников.

(История жидовствующих, часть 8, прод. янв. 1488 г.)

13 февраля 1488 года — видимо, в самый день окончания собора по новгородскому делу — была составлена грамота в Новгород о решениях собора. Геннадий мог торжествовать победу, хотя с горчинкой. Собор оправдал диакона Гридю, отметив, что против него имеются показания одного-единственного человека (отца Наума). Это и по обычаям того времени было слишком уж бесстыдно. Священников Григория, Герасима и диакона Самсона приговорили к “торговой казни”: били кнутом на московском торгу. Наказание было соразмерно обвинениям в распутной жизни, но никак не в ереси. Летописец и пометил, что новгородских священников наказани за то: что “пьяные надругались над святыми иконами”, вычленив из всех обвинений общее и самое громкое. Еретиков следовало бы наказать куда более сурово. Всех четверых отослали обратно в Новгород, разрешив Геннадию продолжать следствие лишь вместе с представителями великокняжеской власти, наместниками Новгорода боярами Яков и Юрием Захаровичами Кошкиными (предками будущих царей Романовых).

Дороже этих “слабых” наказаний было для Геннадия другое. В грамоте священники обвинялись именно в еретичестве. Из месалианства, неведомого “маркианства” и “жидовство” составитель грамоты назвал лишь последнее: “Жидовскую веру величают, а нашу веру православную Христову хулят”. Это была прямая ложь, потому что тот же Геннадий указывал неоднократно, что никаких открытых еретических высказываний обвиняемые себе “не позволяют”, всячески якобы скрывая свои “истинные убеждения”. Это было очень удобное обвинение: таятся, поэтому и нельзя поймать их на еретичестве, приходится по косвенным приметам опознавать. С этого момента Геннадий (и сочувствовавшие ему люди, из которых стоит упомянуть Иосифа Волоцкого, впоследствии много писавшего на эту тему) уже не упоминал ни месалианства, ни “маркианства”, а целенаправленно нагнетал именно обвинения в “жидовстве”.

Наверное, выбор “жидовства” в качестве лозунга борьбы был тем более “естественно”, что восхищавшая Геннадия испанская инквизиция боролась именно с евреями. Более того, именно в XV веке начался подъем антисемитизма во всех европейских странах, в том числе Германии, с которой у Новгорода были прочные связи. Причем антисемитизм на западе Европы шел в разрез с учением Церкви. Папы всегда отвергали обвинения иудеев в ритуальных убийствах. Классическое Средневековье было эпохой напряженного, но в целом сосуществования с евреями. Но XV век — век, когда уже не интернациональная Церковь, а национальные государства стали главными в идеологической борьбе. В ущерб даже государственным интересам мечтой, определяющей политику, стало стремление вообще избавиться от евреев. Через Новгород антисемитизм пришел в Россию, хотя евреев тут вообще не было; появление одного из них в Новгороде в свите киевского князя в 1472 году долго вспоминалось как нечто поразительное. Что ж, и этому были примеры в истории: в XX веке в Японии был широко развит антисемитизм и страх еврейства при полном отсутствии евреев и даже физической неспособности отличить еврея от шведа.

Март 1488 - сентябрь 1490 года. Геннадий собирает материалы на врагов.

(История жидовствующих, часть 9, прод. 13.2.1488 г.)

Обвинения против московских и псковских врагов Геннадия сооружались с трудом. Свидетелей их “жидовства” или хотя бы простой безнравственности не было. Никакой “организации”, которая была бы естественна для еретиков, не открывалось, как не открывалось и совращенных в ересей людей, хотя Геннадий распускал слухи о том, что ересь поразила множество крестьян, дворян, даже бояр. Диакон Самсон был подвергнут страшным и противозаконным пыткам, из него выбивали показания против кремлевских священников. Тем удалось обратить на это внимание великого князя. Геннадию была направлена грамота, обвинявшая его в противозаконных пытках. Оправдываясь, архиепископ заявил, что пытку проводил представитель светской администрации, а от архиепископии “был только сторож, чтобы никто не дал взятку”. Все это было шито белыми нитками. Ярость Геннадия росла, росли и обвинения; он договорился до того, что “Новгород с Москвою не едино православие”. К счастью для него, эти слова из грамоты ростовскому епископу, не стали известны в Москве.

Наступали на Геннадия и из Пскова. Игумен Немчинова монастыря Захар рассылал грамоты в Новгород и в Псков, к белому духовенству “семи соборов”, которые фактически управляли Церковью в Пскове, обвиняя Геннадия в еретичестве. Разумеется, имелась в виду симония — взяточничество. Геннадий был вынужден просить защиты у Иоасафа Ростовского, и, действительно, обвинения в симонии рассмотрены не были, во всяком случае, в это время. Геннадий, обороняясь, перешел в атаку и сам обвинил Захара в ереси. Основания к тому были более чем серьезные — игумен три года не причащался сам и не давал причастия своим монахам. Геннадий изобразил это не только как ересь, но как государственное преступление: “От государя их отвел и от Бога отлучил, причастия им не давая”. Оправдываясь, Захар заявил: “Грешен”. Это краткое слово означало, что Захар не считает возможным у кого-либо исповедоваться, а причащаться без исповеди невозможно. Исповедоваться же невозможно, потому что нет священников, которые были бы полномочны совершаться таинства; поставленный за взятку автоматически извергается из сана и таинства его недействительны. “А у кого причащаться? Попы по мзде ставлены, а митрополит и владыки по мзде же ставлены”.

Геннадий назвал Захара стригольником. Это не означает, что Геннадий думал, будто стригольники действительно существуют; он довольно четко обозначил традицию, в духе которой рассуждал и действовал Захар. В конечном счете, однако, Захар было обвинен Геннадием в “жидовстве”. Игумен бежал в Москву, надеясь найти там справедливый суд.

Собирая материалы, Геннадий пытался сочинить “ереси” какую-то историю, прежде всего, объяснить, как она появилась. Весной 1488 года у диакона Самсона под пыткой требовали показаний на одного из противников Геннадия — московского дипломата, влиятельного царедворца (имевшего, естественно, и своих врагов при дворе) Федора Курицына. Он вернулся на Русь из Венгрии, куда ездил с посольством, весной 1485 года, “с того времени и беда началась”, — писал Геннадий в 1490 году. Однако замах оказался архиепископу не по силам. Видимо, сам Курицын или его друзья вмешались и добились того, что показания Самсона, данные под пыткой, были признаны недействительными. Тогда Геннадий мгновенно сочинил другую версию: якобы ересь пошла от еврея, побывавшего в Новгороде в 1471 году со свитой киевского князя Михаила Оленковича. Имя еврея, правда, было совершенно забыто, но это Геннадия не беспокоило. Он рассчитывал, что дело будет рассмотрено далеко не беспристрастно и все подтасовки останутся незамеченными. Примеров подобных процессов было много и позднее (достаточно вспомнить осуждение преп. Максима Грека сорок лет спустя, или архимандрита Троице-Сергиевой лавры преп. Дионисия Зобниновского сто сорок лет спустя).

17 октября 1490 года. Московский собор осуждает врагов Геннадия.

(История жидовствующих, часть 10, прод. март 1488 г.- сент. 1490)

17 октября 1490 года шестеро русских епископов в Москве судили людей, обвиняемых Геннадием в “жидовстве”. Сам Геннадий отсутствовал, зато присутствовали Паисий Ярославов и Нил Сорский. 26 сентября 1490 года на место умершего (28 мая 1489 г.) митрополита Геронтия был поставлен архимандрит Симонова монастыря Зосима. По своей ли воле или по царскому желанию он повел себя с Геннадием очень резко, потребовав от него присяги в верности. Геннадий отвечал ему не менее грубо: “Тою грамотою наше святительство под ноги положили”. Он злобно отмечал, что из-за вымышленных подозрений к нему не поленились послать гонцов, а вот когда снимали с кафедры ростовского архиепископа Иоасафа (друга Геннадия), то за ним не послали, хотя следовало бы. Более того, Геннадий был, видимо, в таком отчаянии, что напал на великого князя, обвинив его в кощунстве: тот, перестраивая дворец в Кремле, расширил свой сад на место древнего кладбища, приказав перенести останки людей, захороненных там, на кладбище в подмосковское село Дорогомилово.

Геннадий явно потерял доверие великого князя. Новый митрополит сразу оказался его врагом, как и дьяк Федор Курицын. Положение при дворе, однако, определялось по отношению не к одному новгородскому архиерею; политическая борьба шла сложная, партий было много, сам великий князь менял свои пристрастия часто, и историки до сих пор не могут объяснить всех перемен в его политике и смене любимцев. Во всяком случае, обвиненных Геннадием людей собор признал виновными. Никого из московских придворных, врагов Геннадия, впрочем, не тронули, а вот тех, кого он арестовал в Новгороде, осудили, как и псковского игумена Захара. Был осужден и диакон Гридя, оправданный собором 1478 года. Геннадий не сверг Курицына и его партию, протоиерей Успенского собора Алексий, с которым владыка спорил о конце света, успел умереть. Но второго новгородца - священника Архангельского собора Дениса — арестовали и осудили.

В том же 1490 году, кстати, великий инквизитор Фома Торквемада пытался обвинить в тайном жидовстве епископа Сеговии дон Хуана Ариаса д’Авила, покойному к тому времени отец которого был крещеным евреев и главным казначеем короля Хуана II. Торквемада требовал признать покойника иудеем, сына — жидовствующим, имущество д’Авила конфисковать, останки отца выкопать и сжечь. Епископ спасся тем, что уехал в Рим, где папа Александр VI его полностью оправдал, и более не возвращался в Испанию. Но в том же году было сожжено испанской иквизицией триста двенадцать человек, которые не были епископами и не могли скрыться под защитой Папы.

Испанская история помогает понять не только атмосферу истории русской, но и некоторые детали. Геннадий обвинял своих врагов в том, что они псалтирь “правят по жидовски”. В этом позднейшие историки видели указание на то, что те пользовались каким-то особым переводом псалтири. Но дело, судя по испанским параллелям, обстояло куда проще. Испанские инквизиторы сформулировали 37 признаков скрытого иудаизма, из которых 24 признака были абсолютно чепуховыми. Как выразился последний секретарь испанской инквизиции, живший в XIX веке и написавший ее историю, они были “до такой степени двусмысленны, что, собранные вместе, с трудом составили бы в наше простую презумпцию; взятые отдельно, они не могут быть законно вменены никому, потому что по своей сущности они безразличны”. Среди этих пунктов есть и вовсе странные сегодня (человек - тайный иудей, “если он обращался к мертвым со словами похвалы ... Это напоминает обычай евреев произносить речь или стихи в похвалу умерших”). А есть и о псалтири статья 20: человек иудей, “если он читал псалмы Давида, не говоря в конце: “Слава Отцу” и т.д.”. На Руси пользовались так называемый “Следованной псалтирью”, разбитой на кафизмы - части, после каждой из которых читалось славословие Троице. Достаточно было, следовательно, поймать человека на том, что он читает псалтирь просто подряд, чтобы обвинить его в жидовстве.

Собор и не пытался создать сколько-нибудь логичную картину преступления. Под одним именем “жидовствующих” были осуждены и игумен Захар, который вовсе о другом говорил, и священник Денис, который обвинялся в том, что во время литургии “за престолом плясал да над крестом надругался”. Как будто бы настоящий иудей стал бы служить литургию, а тем более во время этого служения вести себя столь вызывающе!

Кроме Захара и Дениса были осуждены трое новгородских священников (Гавриил, неизвестно в каком году так же переведенный в Москву, Максим, Денис) и четверо новгородских дьяконов (Макар, Васюк, Самуха), в том числе оправданный в 1488 году Гридя. Обвинения распадались на фактические и оценочные. Фактических было всего два: надругательство над иконами (не упоминалось, в трезвом виде или пьяном) и нарушение поста среды и пятницы. “Все то чинили вы по обычаю жидовскому”, — постановил собор. Обвинения, связанные с чтением псалтыри или летоисчислением, с которых, собственно, и началось обвинение в склонности к иудаизму, не прозвучали. Остальные обвинения были, собственно, не фактами, а оценками: не “звали” Иисуса Христа сыном Божиим, хулили святых отцов, почитали субботу более воскресенья. Доказательств приведено не было. Собор даже заявил, что “некоторые” из обвиняемых не веруют в воскресенье и вознесение Христа. Как может быть, что одни иудеи не веруют в воскресение, а другие веруют и только лишь нарушают пост, — противоречие с точки зрения здравого смысла, логики. Но тогда думали менее всего о логике. Всякое уклонение от обряда, доказанное или нет, совершенно из идейных соображений или по пьяни, подводилось под ересь. Критиковалось ли иконописание как таковое или только определенные иконные сюжеты (соборный приговор намекал именно на последнее: “Некоторые из вас на многие [то есть, не на все! - Я.К.] святые иконы хульные речи говорили”), — все было расценено как иудаизм.

Несмотря на то, что главным средством дознания были пытки, собор был омрачен тем, что ни один из обвиняемых не признал своей вины. Зато все подсудимые обвиняли Геннадия в преступлениях, видимо, особенно подчеркивая корыстолюбие. Во всяком случае, соборная грамота особым пунктом говорила, что владыка не из жадности затеял процесс, не для того, чтобы получить имущество обвиняемых.

Почему собор опять пошел навстречу новгородскому владыке, теперь уже не установить. Материалов процесса не сохранилось, поэтому невозможно выяснить и правду (так было и с процессом Максима Грека, но его материалы все же нашлись спустя четыре столетия, что помогло выяснить правду). Наверное, у каждого из участников были свои основания для компромисса: кто-то по невежеству искренне верил в жидовство обвиняемых, кто-то промолчал, не веря в действенность протеста, кто-то надеялся выгадать что-то для своей партии в будущем.

Все осужденные, за исключением священника Дениса и игумена Захара, были посланы в Новгород на расправу. Геннадий приготовил для своих врагов казнь, неслыханную на Руси ни до того, ни после: их встретили за сорок верст до Новгорода, одели в шутовскую одежду, посадили на коней лицом назад, “чтобы, глядя на запад, видели уготованный им огонь”, на головы надели берестяные шлемы с надписью: “Се есть сатанино воинство” (в Испании в том же году казнимым еретикам надевали картонные митры в знак того, что они — служители, но сатаны, фальшивого, картонного божества). Так их провезли и по самому Новгороду, после чего подожгли колпаки. Затем их бросили в тюрьму. Некоторые из них там и умерли, а нескольким удалось бежать и скрыться на западе.

27 ноября 1492 года: новая Пасхалия

27 ноября 1492 года “неполный” московский собор утвердил календарные таблицы на первые 20 лет начинавшегося седьмого тысячелетия от сотворения мира - см ПСРЛ 26 - 288. Таблицы были разосланы по епархиям и монастырям. Могли ли на местах самостоятельно составить такие таблицы? Или не решались из-за туманной веры в то, что близок конец света и седьмого тысячелетия попросту не будет? Так или иначе, митрополит Зосима Брадатый написал предисловие к Пасхалии (оп. РИБ, 6, часто неверно приписывалась архиеп. Геннадию Гонозову). Риб 6 800- Зосима прямо говорит о непознаваемости сроков второго пришествия, так что док-ва Лурье о его еретичестве бьют мимо цели. Первоначально в тексте послания Москва встраивалась в сравнение с Иерусалимом, где проповедовали апостолы - затем Константиноград, новый Рим - Москва как новый Иерусалим. Черкез несколько лет, однако, Иерусалим был заменен Римом, а Москва - новым Римом. Твердой уверенности в том, какой вариант первоначален, нет. Важно, что налицо было две разных схъемы - “иерусалимская” и “римская”. А такие ли уж они разные? Церковная и светская? ну: м ожет быть.

Источник: Тихонюк И.А. “Изложение пасхалии” московского митрополита Зосимы. В кн.: Исследования по источниковедению истории СССР XIII-XVIII вв. Сборник статей. М.: 1986, С. 45-57. Тут же и опубликована.58-61.

59: “Царьград и наречеся новыи Иерусалим ... По совету же его .царя. и по повелению ... Зосима ... потщався написати пасхалию на осмую тысящи лет, в нея же чаем всемирнаго пришествиа Христова. О дни же часе никто же весть, якоже и божественыи евангелист глаголет”. - 61.

1498. Ростовское видение: не материться.

1498-9 (7007) - Нижегородский летописец записал: “Ходила девица в Ростове из Заозерья именем Гликерья. А сказывала, что де явился еи Илия пророк да святая мученица Парасковея, нарицаемая Пятница. И потом де на память Рожества Иванна Предтечи восхищенна бысть невидимою силою и мнящеся еи быти на небеси и видела пречистую богородицу, и поде 2-ю дню паки явися еи пресвятая богородица и глаголю еи, что поведаи людем, чтоб молились богу, а матерны не бранились и всякого зла удалялись, божия бы церкви украшали и милостыню творили.

Источник: публикация при статье Шайдакова М.Я. “Летописец о Нижнем Новгороде”. - Исследования по источниковедению истории СССР XIII-XVIII вв. Сборник статей. М.: 1986, с. 174.

Симонов Р.А. Роль иностранцев в распространении знаний по математике, астрономии и астрологии в России в XV-XVII вв. - Древняя Русь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. М.: Наследие, 1996. Сс. 122-125.

Немец Николай Булев, в 1490 составивший при дворе новгородского архиеп. Геннадия пасхалию, в свой второй приезд в Россию стал придворным врачом Василия III. Он увлекался астрологией. В анонимном Сказании о князьях Владимирских среди потомков Ноя назван Гандуварий как изобретатель астрологии (в Послании о Мономаховом венце — астрономии, так что налицо либо описка, либо сознательная переделка).

Пятнадцатый век

1401 - архиепископ Новгородский Иоанн судим в Москве (видимо, за отказ давать "месячный суд", лишен сана и заточен в монастырь (на 3 года и 4 месяца). Одновременно судим и лишен сана еп. Луцкий Савва.

1404, 22 июн. либо 8 июл. митр. Киприан отправляется в пастырскую поездку по Речи Посполитой, начиная с Киева, где он арестовывает своего наместника со слугами его и назначает новых. По требованию кн. Витовта смещает и ссылает в Москву еп. Туровского Антония.

1406, 1 янв. Митр. Киприан возвращается из Речи Посполитой в Москву.

1406, 16 сен. - Смерть митр. Киприана. Из Москвы отправляют посольство в КПль для назначения митрополита-грека.

1408, 1 сен. В КПле посвящается митр. Фотий.

1409, 1 сен. Митр. Фотий прибывает в Киев.

1410, 22 мар. Митр. Фотий прибывает в Москву.

1411, лето. Набег русско-татарского отряда на Владимир; мученичество соборного ключаря грека Патрикия.

1413. Конфликт митр. Фотия с в.к. Василием Дмитриевичем.

1414, начало года. Витов собирает собор епископов, выдвинувших против Фотия обвинения в небрежении и просивших о поставлении себе особого митрополита.???? Витовт против Фотия - тот в Литву по дороге в КПль, ограблен,не пропущен, вернулся в М. - Витовт хлопочет о своем митрополите.

1415, 15 нояб. - в Новогродке православные епископы Речи Посполитой поставляют в митрополиты Григория [Цамблака].

1415. Патриарх КПля Евфимий анафематствует митр. Григория.

1416, 23 сен. Послание митр. Фотия в Псков против стригольников.

1419, конец года - начало 1420. Митр. Григорий покидает кафедру и уезжает в Молдавию, где принимает схиму и умирает ок. 1452 г. Воссоединение кафедр.

1422, конец года. Митр. Фотий посещает Речь Посполитую.

1427, 23 сен. Послание митр. Фотия в Псков против стригольников.

1429, 24 сен. Послание митр. Фотия в Псков против стригольников.

1430, конец года. Митр. Фотий посещает Речь Посполитую.

1431, 1 (2?) июл. Смерть митр. Фотия.

1432. Русские епископы избирают митрополитом Иону.

1436. В КПле поставлен в митрополиты Руси Исидор.

1437, 2 апр. Митр. Исидор прибывает в Москву.

1437, 8 сен. Митр. Исидор отправляется из Москву в Италию на Флорентийский собор (через Тверь и Новгород).

1439, 20 мая. Обретение мощей митр. Алексия.

1441, 19 мар. Митр. Исидор возвращается в Москву.

1441, 23 мар. Митр. Исидор взят под стражу.

1441, 15 сен. Митр. Исидор бежит из Москвы. Послание нареченного митр. Ионы и вел. кн. в КПль с просьбой о суде над Исидором и о выдаче письменного разрешения на самостоятельное поставление митрополита.

1446. Митр. Иона выдает порученных ему детей Вас. Вас. Дмитрию Шемяке.

1447, 17 фев. Восстановление на московском престоле в.к. Вас. Вас.

1448, 15 дек. - Поставление в России митр. Ионы. или 49?

1451, 31 янв. Грамота короля Казимира IV и Рады Речи Посполитой о признании Ионой митрополитом Киевским и всея Руси. Поездка митр. Ионы в Речь Посполитую.

1453, 29 мая. Взятие КПля турками.

1455. Суд над архиеп. Ростовским Феодосием (в Крещенский сочельник, пришедшийся на воскресение, облегчил пост).

1458, 21 июл. Папа Каллист III назначает митрополитом Киевским Григория, ученика престарелого митр. Исидора. Поставление совершает находящийся в Риме патриарх КПля Григорий [Мамма].

1459. декабрь. В Москве собор епископов осуждает митр. Григория как еретика; подписание присяжной грамоты, закрепляющей порядок избрания митрополитов на Руси. В грамоте впервые употреблено словосочетание "святая церковь московская".

1461, 31 мар. Смерть митр. Ионы.

1461, 9 мая (?). Поставление в митрополиты архиеп. Ростовского Феодосия [Бывальцева].

1462. Епископ Пермский Иона "крестит Пермь".

1464, 13 сен. Митр. Феодосий уходит с кафедры из-за сопротивления духовенства попытке реформы.

1464, 11 нояб. Поставление в митрополиты Филиппа.

1468, осень. Митр. Филипп посещает Псков для разрешения вопроса о "вдовых попах"; в нарушение своего обещания псковскому духовенству, за деньги раздает разрешения "вдовым попам" на служение.

1470. Митр. Григорий переходит в юридикцию КПльского патриарха.

1472, 27 мая. Обретение мощей митр. Ионы и его местное прославление.

1472, ??? Диспут о вере с папским легатом, сопровождавшим невесту в. кн. Софью Палеолог.

1473, 5 апр. Смерть митр. Филиппа.

1473, 29 июн. Поставление в митрополиты Геронтия.

1478. Великий князь выступает судьей в споре митр. Геронтия с архиеп. Ростова Вассиана по вопросу о подчиненности монахов Кирилло-Белозерского монастыря (решение в пользу Вассиана).

1479, 12 авг. Освящение Успенского собора и начало спора о направлении крестных ходов. Великий князь запрещает митрополиту освящать церкви в Москве.

1481. Митр. Геронтий покидает кафедру и возвращается лишь после уступок в диспуте со стороны вел. кн.

1483, ноябрь. Болезнь митр. Геронтия. В.к. пытается через о. Паисия [Ярославова] уговорить его покинуть кафедру.

1487. Архиеп. Новгорода Геннадий возбуждает дело против "жидовствующих".

1488, февраль. Соборный суд в Москве над "жидовствующими". Трое из четверых за хулу на иконы приговорены к "градской казни" - наказанию кнутом.

1489, 28 мая. Смерть митр. Геронтия.

1490, 26 сен. Поставление в митрополиты Зосимы.

1490, 17 окт. Соборный суд в Москве над "жидовствующими" с заключением их в тюрьму.

27 ноября 1492 года: новая Пасхалия - см. текст.

1494, 17 мая. Уход митр. Зосимы с кафедры.

1494 ??? В Пскове "вдовых попов" "отставляют от службы".

1495, 20 сен. Поставление в митрополиты Симона.

миссия - двойное крещение Перми

В послании Вас 2 в КП 1451 г. есть как бы зародыш идеи земского собора, в числе чинов причем перечисляются не только святители и священники, но и "духовные человеки", "общежители и пустынные отходники", "святые старцы".

Пафнутий Боровский против избр Ионы, не поминал его, был бит и посажен в оковы для покаяния.

А мне версия о том, что Иона в КПле был благословен как преемник Исидора в случае его смерти (ересь, конечно, не предусматривалась) кажется вероятной - так ведь былос Киприаном, могли и тут сдипломатничать.

Фотий 1411 - конфликт с Вас Дм из-за пошлин - уничижил великий князь Цвь, "взимая неподобающая ти, и собе не пособил".

Древний обычай часть торговых пошлин (меньшую) не светск администрации, а церк учреждениям, прежде всего городским соборам - не только в княжеских столицах. Напр. в Торопце Георгиевскому собору шла пошлина от взвешивания соли. В первой половине XV века доля Цви в пошлинах расширяется - за счет пожалований удельных князей монастырям. Сбор производили сами церк люди - монастыр слуги, напр - либо откупщики, особенно с конца 15 в.

Исидор был обвинен в ереси лишь в 1459-61 гг. Ионой.

Спор о посте в Крещ соч. - о посолони - об аллилуйе.

Псков - стригольники; спор о вдовых попах.

Проблемы юрисдикции монастырей - спор с Кирилловым мрем - и вообще, по Каштанову:

впервые в 1380-82 при выдаче грамоты на землю Савве, игумену Преображенского мря на Медвежьем оз. Дмитрий Донской подчиняет мрь суду своему и митрополита. Позднее, особенно в 15 веке, мри подчинялись одной светской власти, с ограничением юрисдикции митрополита и епископов. Например, в 1470 кн. Андрей Вас Угличский подчинил себе игумена ССМ. То же - в конце 15 в. Ив 3, в 1492 подчинил себе игумена ТСМ. В результате происходили любопытнейшие казусы, например, в 1497 бывший казанский хан Мухаммед-Эмин получил от Ивана 3 в удер Каширу и Серпухов весте с юрисдикцией над мрями. В 1498 он закрепил ее в грамоте над игуменом - против прав митрополита. К тому же у него вообще нрав был дурной. Но, конечно, в духовных делах суд оставался за церковной властью! Наступление на судебный иммунитет!!!

Проблема новой пасхалии

Проблемы аллилуйи, осподи помилуй и пр - ошибка Маркса, что язык богословия был средневековым эсперанто, был игрой, чья цель отличалась от заявленной. Так было - но лишь на периферии религиозного сознания!

Библиография

Каштанов С.М. Церковная юрисдикция в конце XIV - начале XVI в.в. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М.: Наука, 1990. С. 151-163.

Семенченко Г.В. Митрополичья кафедры в борьбе за землю: об одной подделке 1460-1490-х годов. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М.: Наука, 1990. С. 164-167.

Синицына Н.В. Автокефалия русской церкви и учреждение Московского патриархата: 1448-1589 г.г. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М.: Наука, 1990. С. 126-151.

Зимин А.А. Античные мотивы в русской публицистике конца XV в. В кн.: Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Под ред. Л.В.Черепнина. М., 1972.

Флоря Б.Н. Сбор торговых пошлин и посадское население в Русском государстве: конец XV - начало XVII в.в. // Исторические записки. Вып. 128. М., 1990. С. 330-350.

*

Дмитриев М. Киево-Могилянская академия и этницизация исторической памяти восточных славян (Иннокентий Гизель и Феодосий Софонович) // Киiвська Академiя. Вып. 2-3. Киев, Киево-Могилянская академия, 2006. С. 14-31.

"Русь" - не этнический термин, это самоназвание не народа, а религиозной общности. Поэтому и в Киевской Руси, и, особенно, со второй половины XV века распространяется сравнение Руси с Израилем - оно было неисчислимо популярнее сравнения с Римом. Представление о Руси как союзе религиозном выражалось и в словосочетании "Святая Русь". Аверинцев писал: "Важно подчепркнуть, что эта концепция никоим образом не соотносится с тем, что мы сегодня называем национальной идеей, с географическим или этническим критерием. "Святая Русь" это почти космическая категория. По крайней мере, в её границах (или в её безграничном просторе) обретаются и ветхозаветный Эдем, и евангельская Палестина" (Averintsev S. The Idea of Holy Russia // Russia and Europe / Ed. by P.Dules. - London: Collins and Brown, 1991. P. 16. Перевод мой - Я.К.).

Впрочем, и "Третий Рим" - категория конфессиональная, этническое тут подчинено религиозному. Русь не сознаёт себя народом. Поэтому автор "Повести временных лет" не имеет слова для обозначения славян, живущих на Руси, подобному словам "поляки", "чехи". Летопись знает либо названия племён, либо - с середины XII века - названия, образованные от областного центра (псковичи, новгородцы и т.п.). В Германии же, к примеру, племенные этнонимы не исчезли так радикально, - саксонское княжество было преемников саксонцев.

Игумен Даниил в начале XII века молится в Иерусалиме за "русских" как за "христиан", не как за "народ". Между тем, в Европе уже представляли себе церковь как нечто, объединяющее разные народы (наблюдение Вл.Водова). В рассказе Тверского летописного сборника о взятии Константинополя сказано, что султан, взяв город, "веры Рускыа не преставил, а патриарха не свел, но один во граде звон отнял ... поют без звону, а Русь к церкви ходят, а пениа слушают, а крещение Руское есть".

В "Повести о Куликовской битве" в редакции начала XVI века (ПСРЛ, т. 11) слово "русский" встречается часто - есть "русские князья", "Русская земля", "русские полки", "русская сила". Но "русского народа", "русских людей" - нет. Слово "народ" обозначает не нацию, а большое скопление народа при том или ином событии ("срете его ... со всем народом"). Тут народ - толпа простолюдинов. Дмитрий Донской именуется "человек христиан". В рассказе о битве "русская сила" чередуется с выражением "сила христианская", "русские полки" - с "христианскими полками". Татарам противопоставляются не русские, а христиане: бояре восклицают: "Готови есмя по Христе пострадати за христьанскую веру". Дмитрий: "Положим главы своя вси за святыа церкви и за православную веру и за братью нашу, за христианство" . Наконец, перед началом битвы он говорит войску:

"Подвизайтеся за православную веру и за братию нашу! Вси бо есмы от мало и до велика братиа едини, внуци Адамли, род и племя едино, едино крещение, едина вера христианскаа".

Сергий Радонежский призывает во всём покоряться "татарскому царю", только не отступаться от "христианства".

Спустя сто лет в "Новой повести о преславном Российском царстве и великом государстве Московском" не появляются ни "русские", ни "русский народ", но только государство (царство) - русское или российское, земля - российская, вера (православная, христианство, православные). "Политоним", топоним, конфессионим, - но этнонима нет.

Аверинцев считал, что представление о Святой Руси основано на древней церковной идее христиан как народа, а этнического - как еретического. "Универсальность христианской империи, в теории, была связана с универсальностью христианской веры точно так же, как калифат в концепции ислама" (Там же, с. 14, перевод мой - Я.К.).

На землях будущих Украины и Белоруссии ситуация была, естественно, точно такой же до XIV века. Начиная с этого столетия происходит усвоение этнических представлений, характерных для Западной Европы: начинают говорить о себе как о "народе русском", "natio Ruthenica", "gens Ruthenica". Однако, еще и в XVI веке этническое отождествлялось с конфессиональным: кто принимал католичество, переставал быть русским, становился поляком. Лишь в XVII столетии этническое и конфессиональное расходятся. Огромную роль тут сыграли труды деятелей Киево-Могилянской академии, прежде всего, архим. Иннокентия Гизеля. Прусский немец, лютеранин, принявший православие, глядел на историю как западный человек: история есть только у народов. Поэтому он писал ("Синопсис" 1674 г.) историю "славянского народа", которая переходила в историю "народа русского ("или свойсвтенее российского"). Для Гизеля история Киевской Руси есть уже история народа, а не "христианства". Он возводит русский народ к Мосоху (чьё имя якобы увековечено в названии Москвы). Деление на русских и украинцев Гизелю, конечно, неизвестно, однако он знает "Москва народ от Мосоха праотца", может и так перечислить: "Москва, Россы, Поляки, Литва, Поморяне, Волынцы". Чёткой этнической классификации у Гизеля нет, но он чётко, как и подобает европейцу, считает русских - народом, не "христианством". "Россиянами и земля их Россия от широкого их по свету розсияния назвалися" (Софонович Ф, Кроиника з летописцов стародавних. 1672. - С. 57).