Не стал бы писать про этих двух авторов, если бы их материалы не пошли далее их письменного стола и если бы я не был с ними лично знаком. «Разбросала нас революция»… Двое знакомых с 1970-х годов: греко-католический свящ. Пётр (Анри) Мартен и филолог Марина Джуринская. Джуринская в журнале «Фома» опубликовала эссе о том, что всякая (именно всякая!) критика – грех. Критиканство – от тщеславия, тщеславие – от страха.
«И не нужно пытаться изменить мир; это не в наших силах, да и если честно, то мы вовсе не знаем, что именно нужно менять. Меняться следует нам самим - для того, чтобы изменилось наше отношение к окружающему».
«В силу достижения свободы в Боге человек освобождается и от дефекта критики, - если вдуматься, от тягостного недуга. Распространено и в общем справедливо представление о грешнике как о том, кто пьет, курит, ругается, дерется, ворует, развратничает... А страдающий дефектом критики вроде бы ничего такого не делает. Он может быть очень даже тихим человеком. Он "всего-навсего" калечит свою душу, тратит попусту данную ему жизнь и чем дальше, тем глубже погружается в тоску и недовольство, - в состояние поистине адское».
Бердяеву досталось мимоходом… Конечно, какой смысл в творчестве, если «не нужно пытаться изменить мир».
У большевиков было понятие «классово близкого». Вор – «классово близкий», священник – нет. Воровать лучше, чем Богу молиться. Воровство – в рамках материализма, молитва – нет. Антисоветская пропаганда – хуже всего. Старый фанатизм на новый лад (впрочем, не очень-то и новый): развратник и казнокрад грешник, но критик – грешник похуже.
В основе всего этого вереница подмен: раз критик – значит, недовольный, раз недовольный – значит, унылый, а раз унылый – значит, в смертном грехе.
«О душе надо подумать» - осмеяно ещё Булгаковым, да и не им первым. Впрочем, Булгаков, с точки зрения Джуринской, унылый критикан. Не хотел себя менять.
Реакционное состояние духа, конечно, по-детски наивно. Призыв не критиковать – наивнейшая критика, причём (в случае Джуринской) довольно унылая по интонации. А когда-то была яркая язвительная женщина, но, видимо, смирила себя. Что до призыва «не изменять мир», то он скрывает всегда одно и то же – желание сделать изменение мира своей монополией. Мир могу изменять лишь я и те, кого я уполномочу, а остальные – себя меняйте!
