К оглавлению
Провокация - одно из самых употребительных советских слов, и одно из самых извращённых слов. Провокация в большевистском новоязе - это всякая жизнь. Митинг? Это провокация, чтобы полицейские разогнали митинг! Шествие? Если бы не было шествия, силовики бы не применяли силу, "следовательно", налицо провокация. По этой логике, беременность - "провокация" для аборта, существование соседнего государства - "провокация" для войны, существование Церкви - "провокация" для атеизма. Слово "провокация" здесь означает "повод", причём повод, который насильно превратили в причину. Казус превращают в каузу. Всякий "казус белли" есть повод, превращённый в причину.
Такое понятие провокации заведомо вторично. Первична провокация как искусственно созданный повод.
Беременность - не повод для аборта, потому что беременность есть результат естественного процесса. Исключением можно считать беременность в результате изнасилования, но только в том случае, если изнасилование совершил врач, специализирующийся на абортах.
Демонстрация - не повод для разгона демонстрации, а причина для прислушивания к демонстрантам. Демонстрация может быть провокацией, если она организована теми, кто хочет устроить расстрел какой-нибудь демонстрации, а никто ничего не организует. Большевики считали отца Георгия Гапона провокатором, потому что не желали признавать факта: рабочие самостоятельно, вопреки и воле полиции, вопреки и воле большевиков, вышли на демонстрацию 9 января 1905 года. Большевики утверждали, что Гапон выполнял задание полиции, организуя шествие, а на самом деле не был ни другом рабочих, ни сторонником демонстрации. Это - типичная большевистская ложь (надо заметить, правда, что, пока был жив Ленин, этой лжи не было, Ленин знал, что Гапон не провокатор). Ложь эта была призвана скрыть, что рабочие - вовсе не солома, которая по определению должна желать только одного: набить собою коммунистический матрас.
Придя к власти большевики сделали провокацию главным методом жизни. Реальность от них ускользала, потому что классовый анализ оказался негодным средством познания жизни. Тогда познание жизни и заметили имитацией. Заплатить сотням молодчиков, чтобы те поехали в Киев, в Таллин, в Сухуми, в Приднестровье, и прикинулись там врагами России, затеяли драку, которую бы русские доблестно прекратили. Этим государство дезертиров отличается от государство военных: военный ищет угрозу и воюет с нею, дезертир лепит фальшивую угрозу.
Бороться с провокацией можно прежде всего не обращая на неё внимания. Не считать мыльный пузырь - реальностью. Не стоит тратить силы и гадать, как та или иная провокация Кремля "отзовётся", ибо "отзывы" бывают там, где есть свобода. Где царят провокаторы, там ничего никогда не отзывается, а только дёргается за ниточку.
Полицейское государство, судя по количеству провокаций, которое оно организует, в панике. Оно само – одна большая провокация, ведь это государство, в котором «средний класс» - это миллионы силовиков и работающих на армию и полицию людей. Напускная бесстрастность, которую наследники Дзержинского путают с уверенностью в себе, есть проявление именно паники – нечистой совести или, будем откровенно, чистой бессовестности. Ведь это государство отлично знает, чего стоит энтузиазм его патриотов, отлично знает и то, сколько людей выступают против его диктатуры совершенно бесплатно. Само оно бесплатно зубы себе не почистит.
Что ж, значит, это должны сделать избиратели, граждане: почистить своей стране зубы и пристально следить, чтобы эти зубы не кусались, а делали то, что и положено делать государству – разжевывали пищу для тех, у кого не осталось своих зубов.
*
"По отношению к обществу Кремль ведёт себя, как слон в посудной лавке. Поставленный - в результате тщательно продуманной провокации - перед необходимостью защищать свои институции, он не в состоянии соизмерить силу контратаки" (Митрофанов С. Та же самая Россия... // Политический журнал. - 17 июл 2006 г. - С. 14).
Вера в провокацию - конспирофобия маргиналов, конспирофобия ресентимента. Кто верит в заговор, тот видит себя сильным. Кто верит в провокацию, тот видит себя слабым. Митрофанов называет "провокатором" человека, который набросился на оратора с бранью, был за это избит и вышвырнут из зала (С. 15). Между тем, этот человек может быть назван героем или хулиганом, но никак не провокатором. Вот если бы этого человека кто-то нанял или убедил выступить, и этот "кто-то" сам прятался бы в кулуарах, - то провокатором был бы "кто-то". В демократическом обществе "провокация" обозначает неискренность, тайный умысел, обычно - правительства, власти. "Провокативного" тут - не содержание, а форма. Ложь сама по себе - не провокация, но ложь, которая прикрывается правдой - провокация. Осаждать город - нормально, а гнать перед собой во время осады пленных - провокация. Русское правительство широко пользовалось провокацией, а после победы большевики сделали провокацию одним из главных своих методов. Именно поэтому в большевистской России стал традицией страх перед провокацией, насаждение ужаса перед ней, обзывание провокацией всего, что неугодно начальству. Страх провокации стал традицией, но нормой он всё равно не стал.
Слово "провокация" по особому звучит в том царстве лжи, в которое превратилась Россия после революции. "Ты меня спровоцировал" означает "ты побудил меня сказать правду". И ведь надо бы радоваться - тебе помогли быть искренним. Но гражданин лжи более всего боится сказать правду и ненавидит того, кто к этому призывает.
"Провокационность" понимают как свойство человеческого поведения,
а "безвыходность" - как свойство внешнего, природного
мира. "Провокационный поступок" - но "безвыходное
положение". Так в русском языке, но в данном случае язык задавлен
печальной, несвободной действительностью народной жизни. В естественном
состоянии безвыходных положений не бывает, потому что "выход"
подразумевает существование пути, а "путь" - не природное
явление, а человеческое.
Леса и луга сами по себе не протаптывают тропинок. Можно считать,
что путь прокладывает Бог, можно - что долг человека "в пустыне
приготовить путь Господу", но нельзя считать, что дорога может
возникнуть в пустыне сама.
Человек идёт по миру, создавая в нём тупики, площади, пространства
открытые и закрытые, человек осмысливает одну гору - как преграждающую
путь, другую - как открывающую путь. Возможность входа и выхода
есть в природе всегда именно потому, что они накладываются на природу
извне. Так любой стол может быть обеденным, потому что обед приносят
на стол со стороны.
Напротив, "провокация" - никогда от человека, всегда
извне. Творение провокационно в самом точном смысле: оно вызывает
человека, призывает его откликнуться. Уклониться от вызова природы
невозможно. Даже самоубийство есть ответ на провокацию внешнего
мира, пусть это и ответ отрицательный.
Река побуждает пить и плавать, воздух призывает дышать и летать,
земля призывает сеять, ходить, лежать. Природа - колокол, в который
бьёт Бог. Творец открывается человеку, природа делает откровение
видимым человеку.
Сигара, однако, бывает просто сигарой. Природа - не всегда провокация.
Грехопадение начинается в момент, когда человек усматривает провокацию
там, где есть лишь заповедь. Бог говорит: "Умрёшь!" -
человек слышит: "Ешь!" Человек начинает искать выхода
из рая - и Бог вынужден сотворить этот выход, чтобы человек не мог
пожаловаться, что рай - положение безвыходное.
Природа сохраняет внутри себя возможность возврата в рай, но, конечно,
не всё в природе - выход и рай. Выход надо сотворить. Не стоит усматривать
руку Божию в землетрясениях и болезнях, равно как и в богатстве
или здоровье, как не стоит принимать за Откровение Божие поваренную
книгу или витиеватые трещинки на камне. В творении есть смысл, но
этот смысл потому и существует, что в творении есть и отсутствие
смысла, есть "просто" жизнь.
Провокация есть "всего лишь" вызов, призыв, побуждение
к жизни. Провокация - поцелуй, пробуждающий спящую красавицу. Вся
история есть ответ людей на провокации (Тойнби).
Бывает, что история заканчивает своё течение. Тогда всё превращается
в издёвку над провокацией и все боятся провокаций. Так в России
после революции 1917 года провокация стала основным методом и политики
и основным пугалом. В провокации обвиняли ложно своих врагов, потому
что сама революция была провокацией - ложным выходом от истинного
призвания. Уход в насилие, в построение счастья сверху был бегством
в никуда.
Советская власть - хулиганская власть с хулиганскими замашками:
связать человеку руки и призывать его помахать руками. Нормальный
террорист берёт заложника, выдвигает требования, убивает заложника.
Советская история: убить заложника, убить всех и вся и выдвигать
требования. Всеобщее рабство было бегством от провокации реальности
в провокативность фальшивок. В карцере нет выхода.
Советские люди сидели в карцере, созданном как единственный выход
из ситуации угнетения. Потому советские люди были убеждены, что
всякая надпись "Выход" есть гнусная провокация, что всякая
проповедь - это зомбирование, что существование мира - это доказательство
несуществования Бога.
Пессимизм боится выхода, уныние подозревает, что нет выхода, отчаяние
убеждено в этом. Безвыходность верует в безвыходность и творит её.
В этом её сила, ибо вера, даже ложная, может двигать горы - и тогда
горы становятся надгробиями. В этом и слабость безвыходности, ибо
там, где кончаются человеческие силы, где кончается жизнь, где кончается
творение, там человек встречается с Творцом, и Бог становится человеком
не только для того, чтобы спасти сохраняющих в себе человеческое,
а прежде всего, чтобы спасти отчаявшихся быть людьми. Не отовсюду
можно выйти к Свету, но Свет может войти и в полный мрак.
*
Оказывается, превосходное определение провокации дано Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности" (ст. 5 пункт 8): "не допускается подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)".
Значит, знают, что делают, когда обвиняют оппозицию в "провокациях" - мол, нас вынуждают нарушать закон. Логика убийцы: меня вынудили убить. Та же логика, впрочем, у солдата. Это только богословы прикрытия рассуждают насчёт "положить живот свой за ближних", а сами солдаты прямолинейнее: меня ближние послали, вот они пусть и отвечают, а я ни за что не отвечаю... И выходить не "положить живот за ближних", а "спрятать живот свой за спины ближних своих".
