СВОЙСТВА БЕЗ ЧЕЛОВЕКА

Ресентимент, озлобленность, смердяковщина

См. против него Мориц, сама, впрочем, поддававшая Р. вполне.

Зависть нехорошее чувство. Озлобленность нехорошее чувство.

Зависть должна уступать желанию соревноваться, достичь большего, чем достиг тот, кому ты завидуешь.

Озлобленность должна уступить место сознанию своего достоинства, которое не людьми даруется и не может быть людьми уничтожено. Можно растоптать тело, но не честь. Тебя унижают, но ты не унижайся. Не злись, а твори!

Только есть маленькое "но". Далеко не всегда возможно соревнование. Далеко не всегда возможно творчество. Где нет свободы, там все проповеди о кротости и творчестве не стоят выеденного яйца. В хижине дяди Тома не получится ни соревнования, ни творчества.

На это "но", однако, найдётся встречное "но". Роман Бичер-Стоу называется не "Хижина дяди Тома", а "Кабина дяди Тома". Uncle Tom's Cabin. Словно дядя Том - космонавт. Дядя Том, действительно, навигатор космоса, только космос его - не тот, что у его владельца. Космос благодати, прямо скажем.

Благодать отличается от свободы: благодать даёт Бог, свободу даёт человек. Поэтому ни один рабовладелец или его подручный, в рясе или без, не имеет права требовать от раба смирения и послушания. Смирение и послушание - плоды благодати, а не разумного рабовладельчества. Рабовладелец имеет одно право: освободить своих рабов. Почётное такое право... Как гласил один из лозунгов 1937 года, изображённый на календаре со Сталиным: "Кормление грудью - почётная обязанность советской матери". Отпуск раба на волю - почётная обязанность рабовладельца.

А вот если этим правом не воспользоваться, будет вечный порочный цирк рабовладения. Рабы успешно восстают и становятся рабовладельцами. В лучшем случае, они постепенно выдавливают рабовладельчество из себя, в худшем - будет очередная революция.

ОЗЛОБЛЕННОСТЬ

Вера Кишиневски, книга "Русские Иммигранты в Соединенных Штатах: Адаптация к Американской Культуре", цитируется А.Григорьевым в рассылке "Washington ProFile":

"Иммигрантам психологически очень тяжело самими с собой. Потому что они выросли в культуре, которая крайне негативна. Я не знаю, хорошо ли живется русским в России, но у меня сложилась впечатление, что быть несчастливым, это некий "русский стиль".

Есть много русских, которые настроены очень позитивно. Путин, Примаков, Иванов, Буданов, миллионы чиновников, генералов, офицеров, журналистов, актёров и прочих деятелей "культуры". Западным людям с этими оптимистами легко и просто, они "свои" для них. По этой же причине западным людям было легче с Гитлером, чем с евреями, которых травил Гитлер. Евреи ныли, пищали, жаловались на очереди в газовую камеру. Иммигранты из России в основном - умные и дельные люди, которые сумели сбежать от насилия и агрессии. Требовать от них оптимизма означает не понимать величия и до определённой степени уникальности Америки.

А.Ухтомский о беззлобности:

"Я очень повинен в недобрых чувствах к московско-петербургской Содоме, узурпаторнице власти над нашим народом. В этом отношении на меня имели, без сомнения, воспитывающее влияние наши заволжские староверы, всегда очень серьёзные и строгие к себе, предпочитающие просто устраниться, но не унижаться до борьбы с тем, в чём не хочешь участвовать и что презираешь. Но если дело доходит до презрения и ненависти, это ... уже не добро! ... ты лучше просто отойди, коли сил у тебя нет взглянуть на людскую бедную жизнь из Древа Жизни!..." (Кузьмичев Игорь Сергеевич. А.А.Ухтомский и В.А.Платонова: эпистолярная хроника. СПб.: Звезда, 2000. 139).

Бывает ресентимент высоты и ресентимент низовой. Царский ресентимент идеально сформулирован у Пушкина:

"Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви".

Это озлобленность головы, которая забыла, что она стоит на ногах, а не наоборот, что зерно в житницах не из её ушей высыпалось, а взято у тех же, кому отдано. Этого царского ресентимента, что примечательно, нет в Библии - Бог единственный имеет на такую озлобленность право, и Он же единственный никогда не попрекает человека куском хлеба.

Ресентимент царский или аристократический первым высказался - ведь царь и аристократ раньше холопа получает перо и бумагу. Ресентимент этот очень эгоистичен, он не видит собственный вины и в этом смысле - это измена себе, как и любая злоба, пусть даже в форме претензии. Изящный образчик аристократического ресентимента дал Грибоедов в образе Чацкого, - это озлобленность человека, который целиком ориентирован на ту самую среду, к которой принадлежит, и который не в силах бежать из неё, в силах только переехать в глуховатую часть этой среды ("в глушь, в Саратов"), чтобы там спокойно браниться. Холопский ресентимент совершает революцию, барский ресентимент отвечает на революцию, тем самым доказывая её фатальность и справедливость. Таков был настрой уже изгнанных французских аристократов, таков был и настрой русской эмиграции. Этот ресентимент обвиняет холопов в том, что они убивают мысль, заменяя её идеологией, но он сам же и создаёт новую идеологию, идеологию контрреволюции, он борется с фанатизмом - фанатизмом, со злобой - ещё большей злобой. Сытой злобе победителя он противопоставляет голодную злобу.

В ресентименте есть своя правда. Любой грех какое-то добро извращает. Есть своя правда и в озлобленности на людей, которым хорошо,когда вокруг плохо. Правда ресентимента в том, что зло отвратительно, зло, прикрывающееся добром, отвратительно вдвойне, но втройне отвратительно добро, прикрывающее зло, пользующееся от него разными благами. Врачи, учителя, почтальоны, водопроводчики в нацистской Германии или в большевистской России, и не только в большевистской, и не только в России, - они ведь не были зло. Однако, они не страдали от зла, как страдают рака. Они просто жили то ли внутри зла, как жили бы внутри добра, то ли рядом, - главное, совесть их была не тревожилась по этому поводу. Однако, совесть не всемогуща и даже очень близорука. Она пристально всматривается во взаимоотношения с ближними, для того и создана. А вот кого считать ближним, - это уже дело не совести, а личности. Можно этим делом и вовсе пренебречь. Тогда человек искренне считает, что он ни в чём не виноват, - ну, лечил зубы Гитлеру, так ведь не выдирал же зубы узникам Освенцима? А хоть бы и выдирал, это ведь не он придумал, и он даже делал добро, потому что, откажись он выдирать зубы с использованием своих профессиональных инструментов, эсесовцы эти зубы выдирали бы. Так это ещё профессионалы – врачи, учителя.

Есть тонкая, но для совести абсолютно очевидная грань между приспособлением к злу и независимостью от зла. Приспособление выдаёт себя за независимость, ведь у приспособленцев тоже есть совесть. Понятно, что вздор и глупость стоматологу становиться «в оппозицию» (что прекрасно сменяно у Эрдмана в «Самоубийце»), что не следует оправдывать профессиональную и личную несостоятельность состоятельностью оппозиционерской. Глупо и вздор посыпать голову пеплом, объявлять пожизненный переход на сою в знак протеста против диктатуры, изводить домашних мрачным видом. Надо сопротивляться и диктатуре, и тому, чтобы сопротивление превращалось в диктатуру над собственной жизнью. Победа над деспотизмом начинается именно там, куда более всего стремится деспотизм – в своей душе, в своём доме. Тут должно быть чисто, уютно, светло, гостеприимно. Но как же легко под лозунгом наведения уюта, гостеприимности и чистоты создаются бункеры для личного благополучия.

Особенно же омерзительны совершенно пустопорожные люди, которые есть в любом обществе, стрекозы, праздношатающиеся, процветающие за счёт крошек с разных столов. В обычном обществе их праздность, скорее, признал неплохого состояния, наличия каких-то избытков. В обществе зла существование стрекоз напоминает, что богатство, да и счастье, сами по себе нравственно нейтральны и, в этом смысле, бесчеловечно. Каким было общество, окружавшее Смердякова? Таким, что оно привело к революции. Надо прислушиваться к Смерядкову – не к Алёше Карамазову, не к Ивану, а именно к Смердякову. Именно благодаря своему сумасшедшему эгоизму он отличный индикатор неблагополучия в обществе.

В результате революции социум перевернулся. До революции судьи, губернаторы, министры бывали умные и глупые, честные и продажные, но озлобленных – не было. Стали. Революция и есть суд смердяковых над обычными людьми, правление озлобленных. Если поскрести Путина и Медведева – или, точнее, если принюхаться – это всё тот же Смердяков, наконец-то разогнавший суд присяжных, убивший ещё и Ивана, поставивший во главе Церкви вместо Алёши – капитана Лебядкина.

Ханна Арендт: "Тоталитарная пропаганда может надругаться над здравым смыслом только там, где он потерял своё значение" (Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М. 1996. С. 465). Но почему здравый смысл теряет значение? Потому что "людишки" ни с того, ни с сего сходят с ума? Так выгодно считать тем, кто отвечает за придание значений "здравому смыслу". На самом деле, тоталитарная пропаганда недостойна развязать шнурки у вовсе не тоталитарных журналистов и интеллектуалов, которые всего лишь объясняют, почему серое ближе к белому, чем чёрное, почему диктатора не надо бояться - он всего лишь хороший администратор, почему смертная казнь - благо для казнимого и т.п. и т.д. Р. есть результат греха вовсе не озлобленных, не ущёмленных, не несчастных людей - а людей вполне вменяемых, но не исполнивших долга.

Питер Дженнингс, пресс-секретарь римо-католического епископа Бирмингема, жалуется на антихристианство британских медиа и особенно подчёркивает, что "заведомая враждебность проявляется в отношении к христианству, а к иудаизму и исламу относятся совершенно иначе, потому что враждебное или негативное описание жизни этих религий может натолкнуться на ответную критику" (Зенит, 23.5.2005).

Но, во-первых, такое заявление - тоже пример ответной критики. Или речь идет о том, что мусульмане устроят в ответ теракт? Тогда это клевета. И уж, конечно, иудеи не будут устраивать теракт. Будут протестовать - и газеты подхватят их протест. Но почему? Этот ресентимент не только в Англии встречается, и не только у христиан.

Враждебность к Церкви объясняется просто - тем, чем лидеры Церкви часто хвастают - христианскими корнями Европы. Слишком жива память о тех грехах, которые совершили христиане, когда в их руках была и светская власть, и влияние на светскую власть. Если бы христиане были вечным и безвластным меньшинством, нас бы не ругали - как не ругают иудеев, хотя те, дай им власть, развратятся не менее.

Претензия к журналистам есть вполне безрелигиозная претензия, нехристианская. Но есть же Бог, есть же Его воля, а она в том именно, чтобы Его избранники отличались от тех, кто за Ним не идёт - и отличались не размером притязаний и претензий, не громкостью разочарований, когда претензии не удовлетворяются, а смирением. Христианин, который требует, чтобы к нему относились так же, как к другим верующим, отказывается делом засвидетельствовать, что его вера - совершенно уникальная, и поэтому к нему можно относиться хуже, чем к прочим, а он примет это как должное и ответит не писком, а любовью.

Смесь почтения и хамства у заключенных строгого режима.

См. люмпен.

"Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится, Россия сосредотачивается", - писал канцлер Александр Горчаков в августе 1856 года, когда режим терпел позорное поражение. Так человек, загрустивший от обиды, утверждает обиженно, что он не грустит, он думает. Нет ничего опаснее для мысли такой "сосредоточенности" - сосредоточенности ресентимента, когда человек (страна) обрушивается внутрь себя, сосредотачивается как черная дыра.

"Комсомольская п." (29.9.3) - очерк о Ларисе Орловой, почтальонше, одинокой матери, у нее ребенок-инвалид, ищет денег на операцию - 10 тысяч долларов. Зарплата 200 долларов. "Даже алиментов нет, потому что от дочери он отказался, а Лариса не захотела унижать себя судами". Гм! То есть, идти в суд требовать деньги с любовника (я так понимаю, что речь идет не о муже, а о любовнике - разница, как в данном случае особенно верно сказал бы Пушкин, "дьявольская") - это она считает унижением, а просить милостыню - не унижением? Распространенная логика, я с нею часто сталкиваюсь. Гордыня считает для себя унизительным работать вообще, или работать, подстраиваясь под начальника-дурака, или делать черную работу, или сдавать пустующую комнату в своей квартире. Гордыня убеждена, что умрет, если для работы придется перестать бросить пить или перестроить ритм жизни так, чтобы вставать в шесть утра. Гордыня эта принципиально и высокомерно аполитична, она раздраженно смотрит на тех, кто требует от власти, к примеру, обеспечить свои обязательства, в том числе, бесплатность тех самых операций, которые нужны больному ребенку. Гордыне такие защитники кажутся опасными, она боится, что начальство рассердится и перестанет давать и то малое, что пока перепадает. Однако, нахлебничать, попрошайничать, быть "рисовым христианином", такая гордыня отнюдь не считает зазорным. Вот в сравнении с такой нищетой души особенно понятно, что есть нищета духом. В этом неправда антимещанской, антибуржуазной риторики и правда филистерства (конечно, в филистерстве есть и ложь, но это совсем другая история).

Отто Ламсдорф, уполномоченный немецким правительством на решение проблемы компенсации жертвам нацизма, заявил Bild am Sonntag, что Католическая Церковь Германии тоже должна бы выплатить компенсацию за рабский труд во время войны. В Баварии Церковь использовала труд 16 русских, 4 поляков, 19 французов. Им платили за работу. Католические иерархи заявили, что централизованных взносов в фонд компенсаций не будет, а отдельные диоцезы, может быть, и заплатят. Всего в фонде должно быть 5 миллиардов, из них 3 тысячи предпринимателей уже внесли полтора (а половину обязалось внести правительство). Евангелическая Церковь Германии уже внесла 5 миллионов. Социал-демократ Уте Фогт заявил: "Такой жест был бы уместен вне зависимости от того, использовала ли церковь подневольный труд". Предполагается, что за компенсациями обратится 5 миллионов человек. В требовании компенсации есть привкус неблагородства -- аристократ о компенсации и не подумал бы (как и настоящий христианин). Но еще больше resentment, смердяковщины в нежелании признавать свою вину, -- когда за аристократизм выдается элементарное властолюбие и высокомерие. Отто Ламсдорф Церковь оправдывает: "В последние годы невозможно было руководить какой-либо организацией, не используя труд пленных, потому что все работоспособные люди были в армии". Правда, но святая правда в другом: не будь организацией, будь организмом, тогда и во время войны ты обойдешься без рабов. Организация есть организм, изъеденный властью, и в ней даже во время мира, свободный человек, превращается в раба власти, будь он наверху или внизу.

Ресентимент есть не одна какая-то черта, а соединение свойств, которые сами по себе не так страшны, как Р., ничего нового из себя не представляют. Соединяясь, эти свойства образуют нечто, обладающее ещё одним, дополнительным измерением, которого нет ни у одного из элементов самого по себе. Дополнительная черта ресентимента как целого, увы, это прежде всего живучесть и, более того, способность умертвлять своего носителя и его окружающих.

Трусость: ненависть к народу

Типичным примером ресентимента у позднего советского человека является соединение расизма - ненависти к самому себе и своему народу - с трусостью. Храбрый расист опасен, трусливый - омерзителен и тоже опасен.

Многие интеллектуалы самых различных народов недолюбливают свой народ хотя бы потому, что интеллектуал видит дальше, знает, что существует возможность улучшения, часто - что существует возможность более нравственной жизни. Вся Библия пронизана такими обличениями в адрес евреев, которые кажутся вполне антисемитскими-расистскими. От Исайи до Христа столько было брошено камней в единоверцев и единоплеменников. Брошено, чтобы разбудить, брошено, чтобы из этих камней строили, - но ведь брошено же.

Однако, когда Е.Смирнова говорит, что холуйство есть "просто органическое свойство нашего народа" (Большой город, 3 декабря 2004 года. С. 7) - это ожесточённость не для строительства. Потому что она, выбранив и народ, и власть, особенно выбранив телевидение за лживость, тем не менее, не заявляет о своём уходе с телевидения - а она зарабатывает на этом, лживом телевидении. Теоретическое возмущение сочетается с практическим сотрудничеством. Во-вторых, она тут же начинает оправдывать одного из наиболее активных пропагандистов Кремля и той самой кремлевской политики, которую она же и обругала: "Миша [Леонтьев] влюблен в Путина, как в женщину, даже скорее как женщина. ... Я не думаю, что он опасен. Он просто вообразил, что он политик".

Таким образом, ненависть к "народу вообще" сочетается с крайней мягкостью к отдельным представителям этого народа - с теми, с которым Смирнова работает, дружит, отдыхает. Сама по себе циническая готовность оправдать, пусть вполне абсурдными аргументами, чужое холуйства - нормально. Циническое осуждение холуйства - тоже нормально. Но то, что эти две черты соединяются, причём попустительство приберегается для "своих", а ненависть - для чужих, - это уже и есть та ненормальность, которые составляет ресентимент, делая его особым видом безнравственности.

Трусость: ненависть к правительству

Ольга Бакушинская скорбит о бедняках-пенсионерах, бранит государство, что на всякую дрянь вроде Янтарной комнаты деньги есть, а на пенсионеров нет: "Допустим, я верю, что у нас на достойную старость пока нет денег. Но верю условно, потому что на какие только глупости у на деньги есть!" (Комсомольская правда, 7.6.2003)

"Условно верю" - это, конечно, безверие, это оборот речи, характерный для того ресентимента. Человек ресентимента не труслив, он готов высказать недовольство. Но он боится высказать недовольство так, чтобы сжечь мосты для отступления. Ресентимент плох не злостью, злость - дело хорошее, ресентимент плох как раз нерешительностью разозлиться по-настоящему.

Трусость: ненависть

Ресентимент - это ненависть порабощённого человека ко всему, где ему чудится свобода. Рабовладелец ценит свободу - для себя, ненавидит для другого. Раб ненавидит свободу и для себя, и для другого - если он заражён ресентиментом, если он уже не мыслит себе жизни без рабства. Он считает само рабство - свободой. Он сочувствует тем, кто оказался на пороге свободы, и зовёт назад. Правда, человек ресентимента всё равно не готов лично помочь "страдальцам", он инфантилен, его доброта проявляется прежде всего (и исключительно) как поиск внешней силы, которая поможет.

Ресентимент не обязательно проявляется как ненависть. Точнее, ненависть любит выдавать себя за любовь. Всякая война - оборонительная, на худой конец - превентивная. В декабре 2004 г., когда Украина оказалась перед возможностью освобождения от пост-коммунизма, энтузиастка "православизации" писала:

"Вероятность реализации "апельсинового" сценария заставляет задуматься о последствиях антирусской и антиправославной (РПЦ МП) кампании на Украине. Раскольники, униаты, исламисты и т.п. с большой степенью вероятности после победы Ющенко начнут сводить счеты и под шумок добивать Русскую Православную Церковь. Гонениям подвергутся как простые миряне, так и священнослужители, сохранившие верность Московскому Патриархату. Готовы ли мы к такому развитию событий, что планируется предпринять для защиты наших братьев по Вере?" (Лескова Н. http://www.kuraev.ru/forum/view.php?subj=35787, 7.12.2004).

Эта позиция смыкается с обычным русским империализмом, который тогда же с характерной для пропагандистов пост-коммунизма откровенностью выразил А.Кураев: Украина-де "не существует", есть шесть разных регионов, поэтому Украина должна стать федерацией, поэтому Московская Патриархия поддержала кандидата восточного региона. "Различие Запада и Востока на Украине окрашено и в религиозные тона: католический Запад и православный Центр и Восток" (Почему Украинская Православная Церковь поддержала Януковича? - Известия. - 2 дек. 2004 г.)

Сами лидеры Московской патриархии, однако, были менее категоричны и официально старались изображать "нейтралитет". Империализм хозяина и ресентимент холопа связаны, но не сливаются - как басенные образы льва и шакала.

Ресентимент не обязательно проявляется как ненависть. Точнее, ненависть ресентимента предпочитает себя за любовь. Это трусость, но с особым оттенком, трусость немного напускная, показная, почти откровенно лживая. Трус выдаёт себя за труса, чтобы скрыть свою трусость. Делается это через нагромождение софизмов - софизмов, чья недоброкачественность нравственно очевидна и софисту, и всем окружающим, но доказывать которую так же противно, как вычищать помойную яму.

Человек ресентимента доказывает, что, призывая к войне, любит, ибо всякая война - оборонительная, на худой конец - превентивная. Человек обычный пропагандирует войну бесхитростно. Есть и другие животные, не только преданные сильному, но и востребованные, принятые на службу, вознаграждённые, - волки, а не шакалы. Эти не страдают ничем, а просто пропагандируют то, что им диктуют. Так Марина Латышева, Алексей Волынец о тех же событиях пишут с чекистской незатейливостью:

"Один из сотрудников спецслужб заметил, что именно Ватикан принимал участие в создании УНА-УНСО и что на самом деле развал Союза начался не с Прибылтики, а как раз с Западной Украины, где уже тогда появились эмиссары католических спецслужб" (Дело Бандеры живет. // Националь. - Декабрь 2004 г. - С. 35).

Ресентимент характерен для раба, не получающего за рабство желаемой компенсации. Предан, однако, озлоблен. Типичен для ресентимента цинический символ веры Кураева:

"Изучение истории политических переворотов показывает, что программа действий очередного триумфатора достаточно предсказуема. Если новый властитель желает властвовать свободно и долго, то первые три "дня" его правления должны быть расписаны так: Первый день - праздник. Второй день - зачистка старой номенклатуры. Третий день - зачистка своих союзников".

Разумеется, никакого "изучения истории" за этим ресентиментом не стоит, и, что важнее, по отношению к "своим" вождям этот символ веры не действует.

Призвав к федерализации Украины Кураев заявил, что это призыв к "сохранению целостности Украины". Видимо, имеется в виду, что без предоставления автономии "русскоязычным" регионам те вообще провозгласят себя независимым государством - и Кураев упоминает Приднестровье как пример. Так продолжилась традиция большевистского новояза: угроза расколом угрожаю я это средство сохранить единство. Когда расколом угрожает другой, это само по себе нарушение единства. Когда политикой занимается либерал - это политизированность. Когда политикой занимаются лидеры Московской патриархии это спасение Украины от политизированности. Война есть мир. Ложь есть истина.

Скулёж и попрошайничество

Человек, который одной рукой дает взятку, а другой пишет в газету жалобу на взяточничество – похож на распятого, но распят он не на кресте, а на собственной трусости и жадности.

Александр Федосов. "Обнимаю и всю целую" // Труд. - 4 марта 2004 г. - С. 20. В репортаже из брянского имения Михаила Романова. Газета помещает банковский счет для сбора пожертвований на строительство в имении храма во имя новомучеников Российских, журналист выражает "мысль обратиться за помощью к представителям рода Романовых": "Разве не любовь - главная заповедь христианства?" Однако, журналист ни словом не упоминает о возможности реституции усадьбы. В поселке Локоть двенадцать тысяч человек, для строительства церкви нужно 6 миллионов рублей, по 500 рублей с каждого жителя, максимум по 30 долларов с каждого взрослого. Но Федосов считает, что это "нелегкое бремя для православных".

И это - ресентимент в квадрате: озлобленность против "господ" сохраняется, но теперь она приобретает форму не бунта, а выпрашивания денег у тех, против кого бунтовали и кого по-прежнему ненавидят и ничего не возвратят. Все это - под риторические возгласы о любви как главной заповеди христианства, особенно циничные, поскольку речь идет о любви Михаила Романова к замужней женщине Наталье Вульферт, которая ради него развелась с мужем, т.е. о любви, с точки зрения Церкви, абсолютно прелюбодейной.

Озлобленный попрошайка чаще получает отказ, чем обычный попрошайка. Озлобленность воспринимают как признак сравнительного благополучия. Кому действительно плохо, тот попросит иначе. Действительно, Россия и при советской власти не была самой страдающей страной мира, хотя многие противники режима сравнивали её мучения с голгофскими. Революции в ХХ столетии случились во многих странах, и в Мексике гонения на Церковь были страшнее, в Китае мучения крестьян и партийцев были ужаснее, в африканских странах кошмарнее было всё.

В результате человек ресентимента находятся - и это еще одна часть Р. как системы - в состоянии постоянной зависти. Не к богатым, а к товарищам по несчастью. Он пытается доказать, что им - лучше. Он отказывается помогать тем, кому хуже.

Дешевое фрондерство - антиклерикализм, критика начальников жэков, не выше. Это дешевка, это выпускание пара. Но избирательная смелость – это трусость. Так что самое печальное – не наглость чиновников, не трусость церковных лидеров, которые не решаются признать, что без принуждения не удалось бы не то что храм Христа Спасителя, построить, но даже и бассейн «Москва» осушить. Самое печальное -.что людей грабят, а они даже не задумываются о том, чтобы подать в суд, их потолок – пожаловаться в газету. А у газеты свой потолок, еще пониже… Но тогда, извините, нечего на интеллигенцию-чиновников-Церковь-Бога жаловаться.

Ел.Макарова (Иностранец, 22.4.3, Жизнь в концлагере: все жанры, кроме трагедии) о героизме евреев в концлагере Терезин, где художница Фридл Дикер-Брандайс обучала детей, вообще взрослые организовали нормальную школу - это было в Чехии. "Люди не теряли достоинства. Я пришла сегодня к маме в больницу, с ней в палате лежит 88-летняя бабушка, у нее чудовищное состояние. На пододеяльнике у этой бабушки была дырка, и она ее зашила. Стремление к тому, чтобы все вокруг тебя было правильно, красиво, внутренняя дисциплина, понимание красоты одного дня".

Это было у о.А. Это вызывает отторжение у советикуса: "плюнуть некуда", "делать им нечего", "баловство". Потому что именно у человека, живущего в состоянии постоянной катастрофы - от колыбели - отсутствует сознание катастрофичности. "Пробудиться" для него означает осознать, что он не во дворце, а в выгребной яме. Но обычно он полупросыпается - т.е., ресентимент приобретает, злобно ругает выгребную яму, в которой живет, но при этом бездействует так, словно он во дворце.

"Покаяние" как изменение - редчайшая вещь. Человек ищет выхода без изменения жизни. У него нет работы - он не будет искать работу, он будет искать денег. Он живет один в трехкомнатной квартире, стар и болен - будет искать святого, который бы приходил и ухаживал за ним, не претендуя на квартиру или плату. Сдать квартиру он не захочет, уверенный, что его психика этого не выдержит.

Христос воскрес. Смердяков и не умирал. Ресентимент есть бессмертие смердяковщины, которая смысл жизни черпает в антиблагодарности, в двусмысленной радости по поводу того, что и Европа закатилась, и Америка протухла. Если бы они действительно закатились, это была бы беспримесная радость, но они-то очень даже живы, человек просто пытается убедить себя, что белое - это черное.

Украсть, обгадить и обругать того, у кого украл и кого обгадил. А пуще всего обругать того, кто не дал себя обокрасть, обгадить и обдурить.

Как отличить ресентимент патологический, исходящий изнутри и никак не связанный с реальностью, от ресентимента, который есть результат реальности и в этом смысле по крайней мере - не паранойя? Как отличить того, кто нервничает из-за мелкоты своих жемчугов, от того, кто нервничает, потому что голодает? Голод есть настоящее чувство до тех пор, пока он - настоящий голод, в настоящем времени. Ресентимент же есть обращённость в прошлое ("ре" - приставка, обозначающая возвращение, "сентимент" - чувство", "ресентимент" - возвращение чувствами к тому, что уже прошло - наблюдение Янси). Если сейчас я сыт, мой ресентимент вздорен и греховен. Если я сейчас голоден, моя озлобленность, возможно, и греховна, но не вздорна, и подлежит обсуждению, поиску выхода (тарелки супа), а не осуждению и высмеиванию.