Мф. 1, 14.  Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда;

Лк. 3, 26 Маафов, Маттафиев, Семеиев, Иосифов, Иудин ,

№3 по согласованию. Фраза предыдущая - последующая.

См. оглавление истории до Христа.

Иуда Иванович вполне мог быть ровесником Платона, который родился в 428 и умер в 359-м году. Платон философствовал и тем вошёл в историю. Мавсол, другой современник Иуды, строил себе мавзолей, и вошёл в историю с этого хода. А был ещё и такой ровесничек как диктатор Сиракуз Дионисий (430-367). Когда Иуде было тридцать лет, пал Рим - в 387 году до Рождества, довольно симметрично к последующему падению в начале V века после Рождества. Правда, кельты пришли и ушли, а пережитая трагедия пошла римлянам на пользу. Они сумели сплотиться: в 367 году законы Лициния и Секста дали возможность разбогатевшим плебеям становиться сенаторами. Мистика чести, рода приспособилась к мистике денег, удачи. Правда, это не отразилось быстро на политике, и не Рим, а Македония в следующем поколении стала ядром невиданной империи. Но зато Рим, долго запрягая, и правил дольше Македонии, потому что стоял не на величии одного, а на сотрудничестве многих. Иуда, вероятно, не знал ни о падении Рима, ни о Платоне; разве что о Мавсоле слыхал, да и то - слушал, небось, и плевался: вон что язычники творят... Мавзолеи изобрели... Хороший человек в мавзолей не ляжет! Было бы глупо обвинять Иуду Ивановича в провинциализме: Платон, судя по его сочинениям, тоже не интересовался ничем, кроме платонизма. Римляне не интересовались Мавсолом и Дионисием, те тоже думали только о себе. И это не грех отчуждения, а добродетель собранности: сколько великих людей стали неудачниками, потому что засмотрелись по сторонам. Сколько диссертаций так и не были написаны, потому что автор всё писал и писал историографический обзор, не в силах остановиться. Конечно, чужая жизнь поучительна или, во всяком случае, интересна, но часто любить ближнего означает быть собой, быть невидимкой, быть зерном, лежать не в мавзолее, а в почве частной жизни, а уж Творец земли пусть сам решает, от кого - империя, от кого - спасение миру, а от кого - тот самый мир, который нуждается в спасении и ради которого, в сущности, всё и затевалось.

*

Если Иуде находится сверстник в лице Платона, то его сына Иосифа логично сопоставить с Диогеном (400-328). И милосердно: можно было бы подыскивать аналоги среди полководцев, но те почему-то очень краткоживущие. Диоген жил в бочке, но прожил семьдесят лет, Александр Македонский - тридцать четыре года. Армия опасна для здоровья или победы опасны для здоровья? Герои евангельских родословных об империях не мечтали, даже о царствах не мечтали, вполне могли и долго прожить. Иудея стала вполне теократическим государством, весьма полезным для здоровья - во всяком случае, физического. Если не богохульствовать, можно было ничего не бояться. Правда, с теократией какая беда: никогда не знаешь, что она сочтёт богохульством. Сегодня ей не нравится балет "Благовещение", завтра её религиозные чувства оскорбит мультфильм про курочку Рябу (яйца - символ воскресения), послезавтра начнут сжигать всех, кто помянет имя Божие всуе - в общем, Освенцим покажется мелким недоразумением. И в бочке не отсидишься, жизнь в бочке - роскошь развитой демократии. Диоген ведь в бочке лишь ночевал, а днём занимался публично онанизмом, хамил Александру Македонскому и предавался другим нехорошим излишествам. В Иудее его бы за такую борьбу с условностями мира сего побили бы камнями в тридцать три года. В Иисусе есть нечто и от юродивого, и от завоевателя, но всё-таки в целом логика его поступков - логика Того, кто предпочитает не оказываться в центре внимания, не учить, не покорять. Это логика поведения и Бога, и мещан наподобие того же Иосифа. Откровение Божие, Боговоплощение, громы и молнии, - это всё не от хорошей жизни, не потому, что Богу это ужасно нравится, а потому что это людям нужно. А люди Богу нравятся. Слава Богу!

*

Завоевания Александра Македонского показывают одно: все "великие" империи древности были великими мыльными пузырями и большого значения им придавать не следует. Эти империи стояли не столько на силе завоевателей, сколько на слабости завоёванных. Не столько одни покоряли, сколько другие покорялись. Скудные ресурсы, скудные коммуникации. Завоеватели мало могли получить с завоёванных - как монголы с русских. Поэтому завоеватели спокойно оставляли на местах прежнюю администрацию, даже царей.

Борьба шла за имперский трон, но не потому, что восседавший на самом верху контролировал всю структуру власти, а потому, что речь шла не столько о контроле, сколько о чести. Поэтому и вопрос об ответственности Царя Небесного за зло земное меньше волновал тогдашних верующих. Для них в словосочетании "Царство, и сила, и слава" акцент стоял не на силе, а на славе. Ни Дарий, ни Александр Македонский не могли хотя бы навести порядок в судопроизводстве. По меркам нашего времени, это были отморозки и бандиты, которые в отсутствие нормальных государственных структур умудрялись "завоевать" полмира - то есть, сжечь, разорить, поубивать, заставить порядочных людей ставить имя очередного "царя" на входящих и исходящих бумагах. На реальном течении жизни это мало отражалось, но сам момент завоевания был, мягко говоря, неприятен.

Ничего удивительного, что евреи с ужасом ждали приближения Александра. Тот не спешил - взять Тир и Газу было намного важнее, потому что они были куда значительнее Иерусалима. Вряд ли он много думал о крошечном городе-государстве, где жили вполне обычные, скажем прямо, для того времени господа, уверенные, к примеру, что вавилонский плен был наказанием за женитьбы на нееврейках. Бог им через пророков - что Израиль прелюбодействовал, то есть поклонялся чужим богам, а они из этого вывод, что нельзя жениться на персиянках. Традиционное для ханжей бегство от реальности: так, для русских фарисеев революция - результат... Ну, в общем, какого-то вздора результат, но только не социальной несправедливости и беззакония. Забавно, что русские не упрекают своих царей, что те женились сплошь на иностранках.

Для Александра Македонского и его летописцев Иерусалим был таким ничтожным эпизодом, что они его взятие нигде не зафиксировали. У иудеев это зафиксировалось в виде легенды, очень характерной: якобы Александру накануне переправы через Босфор явился во сне первосвященник и благословил на поход - и, увидев в Иерусалиме этого самого первосвященника, Александр проникся к евреям благоволением. Легенда страдает, как и все фантазии подобного рода, неизлечимыми логическими дефектами. Александр либо фантазер, либо неблагодарная тварь, коли за такое благословение всего лишь даровал евреям снижение налогов на 14% (то есть, каждый седьмой год они их не платили). Но насмерть перепуганным людям всё казалось чудом Божиим - почему, возможно, когда чудо действительно совершилось в яслях Вифлеема, эти люди, на тот момент спокойные, чуда попросту не заметили.

*

Время завоевания Александра Македонского ознаменовалось сооружением самарянами альтернативного Храма на горе Гаризим. Предки Иисуса престарелый Иосех (Иосиф) и его зрелый сын Шимьи (Семей) очень, должно быть, огорчались - а из-за Александра Македонского они лишь радовались, ведь налоги снизились. Впрочем, кто знает... Самаряне для иудеев - ненавистный двойник. Христиане тоже. Двойников всегда много, потому что двойники появляются там, где ненависть и гордыня, где страх взглянуть на самого себя, на мир - и тогда мир не удваивается, а плывёт, раздвается, расслаивается - но слоёв этих множество.

Иосиф Флавий обозвал самарян "отщепенцами иудейского народа". Однако, Иосиф же сохранил драгоценную подробность: "Всякий, кто среди иерусалимцев обвинялся в нарушении предписаний касательно пищи, или в осквернении субботы, или в каком-либо другом нарушении этого рода, бежал к сихемцам и уверял, что его без вины изгнали". То есть, еврей, в обычное время обзывавший самарян нехристями и язычниками, в случае конфликта с родной церковной властью бежал к этим самым "язычникам" и просил принять его - мы же одной крови, одной веры.

Так в России очень часто священник казённой Церкви поливает грязью тех православных, которые посмели зажить по своей совести, обвиняя их в самосвятстве, раскольничестве, раздирании ризы Христовой и прочих ужасных грехах. Однако, если вдруг случится конфликт с начальством, такой священник раз - и переметнётся к этим самым "раскольникам" и скажет: "Ну, тогда я вас ругал, потому что не мог говорить свободно, а на самом деле...". Конечно, бывают и в казённой Церкви священники с человеческим лицом, которые никого не ругают, а о своих грехах думают, как оно и подобает христианину. Но такие, даже если и перейдут к "самосвятам", избавлены от необходимости оправдываться.

А ведь самаряне были благороднее иудеев - по духу, родословная-то у них и так была общая, что бы там ни твердили иудейские "историки". Когда было разрешено восстановить Храм в Иерусалиме, самаряне попросили у собратьев разрешения участвовать в восстановлении и молиться в этом храме. А собратья и отказали: мол, заходите, конечно, но в качестве язычников... Это как нынешние православные говорят: мы католиков очень, очень любим, всегда рады их видеть в своём храме, но молиться с ними не можем, потому что, вы же сами понимаете, они всё-таки нехристи поганые.

Вот после этого самаряне и построили собственный Храм. И иудеи ещё имели наглость их за это бранить! Вот подождите: как построят московские православные церковь в Риме, так будут возмущаться, как это католики смеют рядом с православным собором держать храм святого Петра.

А ведь иудеям стоило бы помолчать и посовеститься хотя бы потому, что в то самое время вышел в Храме Иерусалимском непристойный скандал: первосвященник Иоанн убил в Храме своего родного брата Иисуса. Иосиф Флавий назвал это "гнусным и страшным преступлением", хотя Иоанн оправдывался: якобы Иисус завёл с ним ссору. Наместник персидского царя Вагой, узнав о том, что Храм осквернён убийством, возмутился и наказал евреев деньгами: в течение семи лет с каждого ягнёнка, приносимого в жертву, они должны были платить налог в 50 драхм. Когда наместник хотел войти в Храм, евреи его остановили, но Вагой саркастически заметил, что странно - убийцу терпеть в доме Божием, а невинному человеку запрещать вход. И вошёл. Не помогло: даже до сего дня сплошь и рядом люди скорее простят единоверцу убийство, чем иноверцу - чих. Широкий был вход в Храм Иерусалимский - чтобы можно было войти, не вынимая бревна из глаза. Но только, если это был единоверца глаз.

А совпадение такое, что грешно комментировать: первосвященник убивает Иисуса...

*

Семей Иосифович приходится, можно считать, ровесником таким выдающимся людям как греческий философ Феофрат, преемник Аристотеля - по должности руководителя школы, не по уму, или как первый египетский царь-грек Птолемей. Умер где-то около 287 года, когда Птолемей Первый отрёкся от престола в пользу своего сына. Русская культура из эллинистического наследия Александра Македонского лучше всего усвоила два термина, и оба ругательные: "сатрапы" и "эпигоны". Птолемей был сатрапом - наместником, которых Александр Македонский ставил как Наполеон - производил своих маршалов в короли. А вот эти сатрапов уже были эпигонами - "преемниками". Эпигон, однако, отличается от сатрапа как преемник Аристотеля по административной работе - от Аристотеля. Аристотель - открыл, завоевал, рисковал. Эпигон - не рискует. Эпигон боится и терять девственность, и хранить целомудрие.

В борьбе сатрапов за наследство Александра Македонского евреи достались Египту, Птолемею Сотеру - то есть, "Спасителю". Забавно совпадение: евреи считали, что Птолемей вовсе не был спасителем, потому что Птолемей не соблюл субботу. Совсем как Христос! Только Господь в субботу исцелил, а Птолемей в субботу напал на Иерусалим и преспокойно его взял. (Если только евреи не придумали это, чтобы оправдать своё поражение). Птолемей переселил евреев - кстати, одинаково и "настоящих" евреев из Иерусалима, и евреев-"самарян". Так для русских православных очень важно, кто из них старообрядец, кто нет, но для постороннего взгляда разница ничтожна. Правда, многие евреи по доброй воле переселились в Египет - очень уж там при Птолемее было неплохо. Так возникла огромная еврейская колония в Александрии. Интересно, как это египетские евреи праздновали Пасху - не в смысле обряда, они тут вряд ли что-то меняли, а психологически каково благодарить Творца за то, что он вывел евреев из Египта, находясь в этом самом Египте? Тоже - прообраз христианской благодарности за Царство Небесное, исходящей от людей, имеющих постоянную регистрацию в царстве вполне земном.

*

Матвей Семёнович (будем там для простоты называть Маттитья бен Шимьи) родился, для примеру, как Эпикур - в 341-м году (и умер в 270-м). Если считать "нормально" - к примеру, считать, что Иисус родился в 1993-м году - то Матвей Семенович оказывается ровесником царя Петра Алексеевича. Среди известных современному русскому человеку современников Матвея Семёновича можно назвать еще Пирра - но Эпикур как-то оптимистичнее звучит. Между прочим, Маттитья бен Шимьи вполне мог быть одним из тех евреев, кого "переселили" в Египет македонцы. Это не была централизованная депортация наподобие чеченской: отдельные солдаты взяли себе отдельных рабов, набралось порядка ста тысяч. Птолемей II явил божескую милость: приказал заплатить солдатам выкуп за пленных - по сто двадцать драхм за человека. Между прочим, четыре драхмы - это сикль (шекль), в общем, полновесная серебряная монета грамм в 14-ть. Точно такими же серебряниками уплатили Иуде за предательства. Так вот, если 120 драхм разделить на четыре, выйдет как раз тридцать серебреников. Совпадение? Безусловно, тем более, надо учесть, что за одинаковыми названиями в разных странах и в разные века скрывались совершенно разные монеты. За триста лет серебреники вообще резко полегчали. Но все-таки шкала-то осталась прежней. Так что одного из предков Иисуса уже выкупали за 30 серебреников - цены на рабов были достаточно стабильны и составляли примерно полугодовой заработок подёнщика. Выкупали, чтобы отпустить на свободу из Египта - разве это не пасхальное событие?

*

Мааф, один из предков Христа по версии Луки, родился, допустим, около 320 года. За три века до рождества Христова - это пропорционально современной России как родиться в начале царствования Петра Великого. Вокруг бушевали войны между генералами свежеумершего Александра Македонского, разыгрывая очередной вариант крушения Вавилонской башни. Для евреев это означало повторение того же, что было всегда: Палестина оказалась на границе Египта и Персии, только теперь Египет был под властью македонца Птолемея и его потомков (до девятого Птолемея), а Персия была под властью Селевка. Борьба между Селевком и Птолемеем завершилась в 301 году победой Птолемея. Победа, конечно, не абсолютная, но на сто лет евреи оказались в распоряжении династии Птолемееев. А Птолемеи не зря носили меч. В 304 году Димитрий Македонский пытался завоевать хотя бы Родос, но не вышло - Птолемей защитил Родос. В память о победе родосцы и заказали статуя Гелиоса - бронзовую, в 40 метров высотой, с позолоченным лицом и семилучевой короной. Мааф, наверное, об этом слышал и, коли слышал, наверняка плевался - экую мерзость учинили идолопоклонники. Впрочем, поскольку Птолемей был царём и для евреев, мог не плеваться, а ограничиться какой-нибудь цитатой против кумиров из Писания - "и сокрушит статуи" (Иер. 43, 13). Такая мудрость во все века стоит дёшево: да, через 58 лет статуя упала во время землетрясения. Но и Храм Соломонов тоже ведь разрушен... На Колоссе была надпись: "Колосс, на которого ты смотришь, ... создал Харес, в Линде рождённый". Из каковой надписи становится ясно, насколько важно было место рождения человека - в сущности, оно было фамилией ("Сергий Радонежский", а не "Сергий Кириллов"), так что путешествие в Вифлеем было не только данью бюрократической заморочке, но и желанием, чтобы Иисус был так же из Вифлеема, как и его предки (не вышло - Он остался "из Назарета", такие перемены "фамилий" происходили сплошь и рядом). А ещё из этой надписи ясно, насколько человек духовен: уж зачем же в надписи говорить "колосс, на которого ты смотришь"? Что, рядом был ещё какой-то колосс, невидимый? Типичный плеоназм, лишнее слово, а человеку приятно. Сочетание "мой Бог" тоже - плеоназм и макаронизм, соединение двух поразительно разномасштабных слов. "Мой Бог" - все равно что "моя вселенная". Есть в этом комическая уверенность в том, что мир существует, пока я на него смотрю, а если отвернусь от стола, так и стол исчезнет. Тем не менее, Бог Сам хочет быть Тем-на-Кого-смотрит-человек, а не просто невидимым и непостижимым Создателем.