Мф. 3,3 Ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия: глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему.

Мк. 1, 3 Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему.

Лк. 3, 4-6 как написано в книге слов пророка Исаии, который говорит: глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему; 5 всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; 6 и узрит всякая плоть спасение Божие.

Ио. 1, 23 Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия.

По согласованию №20. Фраза предыдущая - следующая.

(Ис. 40: "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему; 4 всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; 5 и явится слава Господня, и узрит всякая плоть [спасение Божие]; ибо уста Господни изрекли это")

"Царская дорога" пролегает там, где бездорожье. Бог уклоняется от магистралей. Он приходит к людям не руководить ими, а находить их и любить, а любовь не ходит дважды по одной дороге, особенно, если эта дорогая ведёт к власти. Впрочем, Бог идёт в пустыню не потому, что любит пустыню и не любит города, а потому что пустыню и находящихся в ней нужно спасать - возвращать в райский сад. Сделать это так же легко, как воссоздать гранитную скалу из того песка, в который она превратилась.

Человеческая жизнь тоже вроде бы состоит из твердых и прочных частиц - но только у святых эти частицы именно частицы целого, они соединены в скалу, а у нас эти частицы - всего лишь песчинки. Чередования энтузиазма и уныния, алчности и благородства, любви и ненависти превращают жизнь из цельного явления в песочного человека.

Сравнение жизни с бушующим морем - горделивая иллюзия. С таким же успехом пустыню можно назвать морем. Волны есть, глазу так же не за что зацепиться, чтобы определить направление, погибнуть можно. Питьевую воду одинаково запасают моряки и караванщики. Сбиться с пути легко и там, и там.

Собственно, пустыня - в отличие от моря - образуется именно благодаря человеку. Человек создаёт себе тупик - не обязательно как суженное пространство, ведь пустыня, скорее, воспринимается как нечто безбрежное. Это тупая бесконечность, это безвыходность при отсутствии каких-либо ограничений, - грех. Это огромность мелочёвки - ведь пустыня есть свалка песчинок, и как бы велико ни было пространство этой свалки, всё равно оно не составляет одной-единственной тропинки или грядки. Выбор греха оборачивается бесконечным отсутствием выбора. Куда ни пойдёшь - всюду пустыня. "Приготовить путь" Богу означает не прокладывать дорогу в пустыне - из каких средств? - а признать, что пустыня есть пустыня. Бог придёт в пустыню, не погибнет Сам и человека спасёт, но только при условии, что человек назовёт пустыню пустыней. С тем же, кто живёт в пустыне и убеждён, что это - рай земной, сладу нет.

Пустыня - прекрасный пример того, как количество не переходит в качество. Огромное пространство не составляет самого маленького жилого места. В этом смысле пустыня немногим отличается от дворца. Власть обездушивает даже комфорт. Такая же трагедия происходит со временем: можно посвятить Богу жизнь, но не уступить Ему ни секунды. Будет "во веки веков", но не будет "ныне", потому что в каждое отдельное мгновение христианской жизни человек будет делать грех, нести отсебятину. Лучше бы оставаться язычником - тогда, по крайней мере, был бы шанс понять, что не всё в порядке. Но когда крещением и ризами прикрывают вполне языческую трату отдельных моментов на агрессию, ненависть и холодность... Это все равно, что закатать пустыню в асфальт, позолотить, разбросать бриллиантов и ждать, когда взойдёт пшеница. А когда она не взойдёт - упрекнуть несчастные семена в секуляризме, кризисе веры и т.п.

*

Вот ещё комментарий к Евангелию - шутка Бахчаняна: «Гласность вопиющего в пустыне».

*

"Приготовить путь" не означает "создать" дорогу, а означает "привести в порядок". Может показать: ну какие в пустыне дороги? Их надо прокладывать. Однако, Библия рисует мир иначе: перед величием Божиим и горы - как пригорки, а пустыня - как посыпанная песком дорожка в саду. Бог идёт по миру легко, и без нас пройдёт. Человек должен "готовить путь" не потому, что Бог горюет и стоит на месте, ожидаючи, а потому что Бог радостно шлёпает по нашим лужам-болотам навстречу нам, и мы от радости должны, наконец, хотя бы розочки разбросать Ему под ноги... ну хотя бы битое стекло убрать, Он же босой.

*

Мф. 3, 3. "Прямыми сделайте стези Ему" - "чтобы Он, чистый, мог ходить по чистейшим путям" (Иероним Стридонтский. Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея. М.: [1997]. С. 27.). Примечательно, что ведь это осталось благим пожеланием, и точнее выразился протестантский проповедник, сказавший, что Бог пишет прямо по кривым строчкам. Христос прямых путей не требовал и Сам петлял, потому что пришел к людям со спутанными биографиями.

*

В пустыне идет Бог (Мф. 3,3). Но Бог идет в душе! Следовательно, души наши — пустыни. Что, собственно, многое объясняет. И это вовсе не повод отчаиваться. Пустыня есть прелестное место, загаженное человеком. Но все-таки это место, а не пустота. Было бы смешно благодарить Бога только за цветики-цветочки, а песочком возмущаться. Мало того, что песок из нас сыпется, так он еще, если с благодарностью, для процветания лучше иного чернозему.

Анекдот - комментарий к евангельскому (библейскому) образу дороги: "Русские называют дорогой место, где они собираются проехать". "Русские", конечно, это смех над собой. Грузин должен сказать "грузины" и т.п. Любой грешник - это человек, который считает дорогой не место, где собирается пройти Другой, а место, где собирается пройти он сам.

ПРЯМЫЕ СТЕЗИ:

Первоначально "прямые пути" было сказано об исходе из Плена в 538 г. - имелся в виду путь из Вавилона в Иерусалим, проходивший через пустыню. Идти прямо, идти кратчайшим путём не для того, чтобы скорее очутиться на родине, а чтобы идти в Духе Божием, чтобы идти не ради себя, а ради Высшего, чтобы и после возвращения жить не по-мещански, а религиозно.

Слова Евангелия о прямых стезях не представляют особых затруднений, пока мы думаем лишь о себе. Да, мы плохие, мы испорченные, мы кривые. Мы должны исправиться - распрямиться, чтобы сделаться достойными откровения.

Затруднения начинаются, когда мы отрываем взгляд от собственной персоны, хотя это тяжело и непривычно, и обращаемся к Откровению. Даже те из нас, кто вырос вне Церкви, вне культа, через культуру впитал дух и образ этого Откровения, его высочайшие нравственные нормы, еще до обращение к Богу знает, что Он милосерден и истинен. Но, странным образом, именно то, что дано Богом в Откровении, побуждает нас предъявлять Откровению - и, следовательно, Богу - претензии.

Что будет с тем, кто не исправился, кто не выпрямился? Они пострадают, а может быть и вообще погибнут при встрече с Богом Откровения, как погибнет шатающийся по мостовой пьяный под колеса стрелой мчащегося автомобиля. Выходит, откровение - нечто вроде прокрустова ложа из античной мифологии, и чем откровение полнее - а в Новом Завете оно, безусловно, дает более полный и более привлекательный образ Бога - тем оно более жестоко по отношению к противящимся ему? Жестокость ветхозаветных воителей в этом смысле куда простодушнее и простительнее, ибо это жестокость жестоких - самой же ужасной оказывается жестокость кроткого Иисуса. С Иисусом Навином еще можно было договориться о перемирии, с Иисусом Христом зло помириться не сможет ни на секунду, даже если бы захотело.

Нужно очень пристально вглядеться в Откровение и себя, чтобы свыкнуться с тем, что прямизна - Божья, а кривизна - наша, и "вместе им не сойтись". Именно свыкнуться, не понять, ибо понять грех невозможно, особенно свой. Свыкнуться, чтобы от осмысления перейти к исправлению, переведя проблему из теории в практику. Свыкнуться с тем, что Бог есть Бог, а человек есть человек, и единственная возможность человеку быть прямым - приготовить в себе дорогу Богу.

Когда же мы свыкаемся с этим и научаемся покаянию - а часто и до наступления такой замечательной поры, иногда же и раньше первого искушения - приходит вторая, прямо противоположная первой претензия к Откровению. От нас требуется прямизна - но прямо ли само Откровение? Весь Ветхий Завет, начиная со сказания о потопе, есть Откровение о Боге карающем, убивающем, постоянно спасающем, но спасающем постоянно лишь меньшинство. Бог дает обетованную землю не на блюдечке с голубой каемочкой, а на поле сражений, где гниют трупы и коричневеет кровь человеческая. Бог через пророка Самуила приказывает Саулу истребить племя, мешавшее иудеям войти в Ханаан, и сам пророк отрубает голову вражескому царю, которого пощадил Саул. Бог более жесток, чем Саул? Самуил ошибился в понимании воли Божией? Ведь именно в рассказе об этой "священной войне" впервые звучат замечательные духовные слова о том, что послушание воле Божией выше жертвы Ему - только воля-то Божия оказывается не в том, чтобы накормить голодного, а в том, чтобы убить иноплеменника. Такова Его "прямизна"?

Конечно, Откровение далеко не всегда воспринималось и понималось точно. Достаточно прочесть "мессианские" места Ветхого Завета, чтобы поразиться тому, насколько все же пророки плохо понимали, что говорит им Дух, кто такой будет Спаситель. Из суммы этих мессианских мест не составить Евангелия. Но жестокость, бескомпромиссность, кровавость составляют не случайный, человеческий элемент Ветхого Завета, не могут быть списаны лишь на искажение Духа в восприятии людей - ими осуществляются самые главные события в жизни богоизбранного народа. И слабым утешением (и уж никаким оправданием) является то, что сама способность ужаснуться Ветхому Завету дана нам не собственным благородством, а откровением Завета Нового. Ведь Заветы эти - с одним Богом, ведь откровения ветхое и новое (как и личное откровение каждого христианина) - одно, одного Духа Божия, ведь слова о "прямых стезях" есть цитата из Ветхого Завета.

Да, пути Божии прямы лишь издалека. Когда мы приглядываемся к ним в Библии, поражает их кривизна - аморальность, жестокость. Более того, когда Бог движется в нашей собственной жизни, мы мучаемся и страдаем, и понимаем, что страдания наши - крест, но крест от Бога. Объяснить жестокость Бога Ветхого Завета - значит объяснить жестокость Бога моего. Понять, почему Бог повелевал истреблять амаликитян - значит понять, почему Бог в моей жизни слишком часто проявляется как начало истребляющее, а не творящее, не милосердное, ревнивое, бойцовское.

Кровавая бойня амаликитян - трагедия. Сказать, что путь Божий был прям и праведен здесь - значит солгать. Бог шел кривыми путями и по сей день часто ходит ими. Откровение жестоко и мрачно не реже, чем милосердно и светло, а в эпоху ветхозаветную оно почти никогда не было милосердным к людям. Мы пьяницы, мы шатаемся, но и автомобиль мчится по улице не прямо, а делая резкие и угрожающие нам повороты, а то и сбивая пешеходов.

Только опустившись до этого дна, только посмотрев в глаза этой истине, только избавившись от лести откровению, мы понимаем всю глубину и весь смысл призыва: "Прямыми сделайте стези Господу". Господь идет в мир спасти нас, идет по тем путям, которые существуют в мире. Если бы Он хотел нас уничтожить и установить Свои пути, проблем не было бы - но Он идет спасти. Именно ради нас Он вынужден двигаться по кривым дорогам, не дожидаясь, когда Ему приготовят прямой путь. Моё личное покаяние, оказывается, нужно не только для спасения меня - и не столько для моего личного спасения - я выпрямляю дорогу Бога ко всем людям. У Бога нет выбора: Он знает, что амаликитяне так или иначе погибнут, что кровь и жестокость - единственные реалии падшего мира, которые упразднить в силах только сами люди. И Он строит спасение из того кровавого материала, который есть. Он обещает землю, утверждает династию Давида, спасает из плена - и все это с кровью, с насилием, с жестокостью. Без Бога была бы та же и большая кровь, насилие, жестокость - только для гибели, не для спасения человеков.

Это не означает, что цель оправдывает средства. Не оправдывает! Но цель - Божья, а средства - человеческие. Бог бессилен. Он имеет только Слово. И оправдывать нужно не Его, а нас - мы виноваты, что не распрямили путь откровению. Бог же не нуждается в оправдании хотя бы потому, что и гибель в водах потопа, и завоевание земли обетованной, и военные триумфы царей Давидидов, - все было путем к явлению Самого Бога, к Рождеству Спасителя. Виноват ли Он, что Рождество фактически было самоубийством? Виноват ли Он, что был распят? Виноват ли Он, что принес в мир разделение между истиной и ложью? Нет, нет и нет. Мы виноваты - а Он сделал то, что не сделал ни один человек: умер, хотя мог не умереть. Он стал тем Светом, благодаря которому мы различаем жестокость в Ветхом Завете, благодаря которому предъявляем мы счет Ему Самому, Светом, распространяющимся только всюду, где есть в Нем нужда - а где нет в Нем нужды? И надо войти в состояние непрерывного общения с Богом и смирения перед ним, чтобы распрямить не только свои пути, но и Его, чтобы понять, до какой степени нет у Бога Своих путей в этом мире, до какой степени мы ответственны за Распятие Его и за гибель грешников в потопе и аде, за жестокость и кривизну Откровения. Бог идет по нашим путям, и всякая претензия, обращаемая к Богу, есть претензия к собственной кривизне и к Его милосердию, ступающему по ней, чтобы спасти всех.

В эссе "Борозды" Честертон дает, думаю, отличный комментарий на призыв Предтечи "сделать прямыми пути Господу": "Во всем, что изогнулось, должна быть тяга к прямизне; все, что стремится к прямизне, должно изогнуться. Потому и восхищают нас тугой лук, серебряная лента шпаги, ствол дерева. В живой природе едва ли найдется пример поникшей слабости. Вся красота мира — в немного поникшей силе, которая подобна правде, смягченной милостью. Мироздание жаждет прямоты и, к счастью, ее не достигает. Четкая цель, твердый идеал изогнутся в борьбе с фактами. Но это никак не значит, что начинать надо с размытой цели или шаткого идеала. ... Не старайтесь сдаться, старайтесь устоять, и положитесь в остальном на жизнь. Стремитесь вверх, словно дерево; жизнь изогнет вас". Так что выпрямить - означает выстрелить, и заботиться надо не столько о примязне как таковой, сколько о цели - о Господе. Да это и туристам известно: чтобы идти по прямой линии в пустыне нужно прежде всего найти ориентир все себя. Идеальна триангуляция, определение точки по трем замерам: с точки зрения Бога, с точки зрения себя, с точки зрения ближнего.

Слова Предтечи о "прямых путях" Господу превосходно иллюстрирует образ, найденный Музилем: "Поезд времени - это поезд, который прокладывает перед собой рельсы. Река времени - это река, коорая тащит с собой свои берега. Пассажир движется между твердыми стенами по твердому полу; но от движений пассажиров незаметным и самым энергичным образом движутся пол и стены" (ЧБС, 1, с. 502). Так что, конечно, пустыня наступает, ликвидировать пустыню - утопия, но все же двигаться надо, и двигаться по возможности прямо, как ни трудно это в безбрежном море песка, где нет внешних нравственных ориентиров (а которые есть, те не про нашу честь).

"В начале было Слово". Комментарий Светланы Семеновой (2000, с. 63): "Иоанн - глас, голос, Христос - Слово, Логос ... Голос - только будит, будоражит, зовет, волнует". Я бы еще добавил: голос может существовать без слов, доноситься только как неразборчивый шум. Слово может быть и без голоса, может быть записанным, может быть лишь в памяти.

*

"Спрямить путь Богу" не означает гнать скрепера и бульдозеры в пустыню. Тому не надо в пустыню бежать, у кого пустыня в душе. А у кого не пустыня? Да и нет какого-то особого пути у Бога, отдельного от путей человеческих. Человеческие пути - как тропинки в красивой роще, через которую никто на работу не прёт по кратчайшей прямой, а в которой все гуляют. То в одну сторону пойдёт человек, то в другую - потому что цель тут полюбоваться на игру солнца на листьях. Но все эти тропиночки - внутри рощи, и все пути человеческие - в пределах Божьей дороги. Да, человеческие пути - не Божьи, но не потому, что они в другом пространстве, а потому что мы не столько гуляем и созерцаем, сколько, толкаясь, бежим в противоположную от Бога сторону.

Как Богу явиться тем, кто бежит от Него? Забежать, опередив. Такие забеги величественными не бывают.