Мф. 8, 5. Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его:

Лк 7: 1 Когда Он окончил все слова Свои к слушавшему народу, то вошел в Капернаум. 2 У одного сотника слуга, которым он дорожил, был болен при смерти. 3 Услышав об Иисусе, он послал к Нему Иудейских старейшин просить Его, чтобы пришел исцелить слугу его. 4 И они, придя к Иисусу, просили Его убедительно, говоря: он достоин, чтобы Ты сделал для него это, 5 ибо он любит народ наш и построил нам синагогу.

№51 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

К рассказу об исцелении слуги сотника в православной традиции даётся чтения из апостола Павла, в котором хижина земного тела противопоставляется вечному телу (2 Кор. 5, 1-10). Налицо перекличка: ведь в рассказе о сотнике главные герои - не люди, а дома, два дома: Божий и человеческий. Сотник - язычник, но он почитается евреями, ибо построил синагогу. Иисус идёт в дом сотника, но тот его останавливает - зачем, разве нельзя заочно приказать - и дух, причиняющий болезнь, послушно уйдёт? Павел зарабатывал на жизнь, изготавливая дома - легкие дома, переносные, шатры. Он и тело представлял себе легким, продуваемым жилищем. Он представлял себе воскресение не как освобождение от тела, а как вселение в настоящий дворец - только не более массивный, а более просторный, более дающий свободы, чем нынешнее тело человека. Воскресшее тело в сравнении с телом умирающим (а всякое тело здесь - умирает) - всё равно что дом, куда сошлись для молитвы, в сравнении с домом, где живут для власти, для самоутверждения, ну и, как следствие, всегда полно больных.

Пример неразрешимого противоречия между евангелиями: либо сотник сам пришел к Иисусу, либо послал ходатаев за себя. А ведь еще вполне вероятно, что тот же самый эпизод рассказан Иоанном в 4, 43-54, но так рассказан, что похож на совершенно отдельный рассказ. Иоанн подчеркивает, что это - второе чудо после Каны, и у Мф. это второе исцеление, но вот у Луки - четвертое, даже более, Лука сперва говорит об исцелении множества больных, а потом про сотника. Составители указателя к Брюссельской Библии посчитали, что лучше придерживаться Луки, но тогда им пришлось отдельно учесть "исцеление сына царедворца" (№33), а отдельно "исцеление слуги сотника" (№51).

Поскольку вся соль рассказа в исцелении на расстоянии, тянет предположить, что первоначальный вариант - где сотник приходит сам, а уже потом Лука решил обыграть идею преодоления расстояния и переделал начало. Но с равным успехом можно предположить, что Матфей решил сгустить краски и оставить только одно, ударное преодоление дистанции на конец рассказа. (Учитывая, что Матфея часто обвиняют в антисемитизме, можно предположить, что он решил опустить рассказ о благородном поведении еврейских старейшин, но это, конечно, навязыванию древнему тексту своих душевных проблем). Во всяком случае, этот рассказ не подтверждает утверждение, будто все исцеления язычников Иисус совершает на расстоянии. В данном случае Он был готов пойти и исцелить язычника лично, а кроме того, смысл Благой Вести не в том, что одним будет хорошо издалека, а другим очень хорошо, потому что вблизи, а в том, что не имеет ни малейшего значения - очно или заочно. Иначе все, живущие после Вознесения, оказываются в худшем положении, чем соприкасавшиеся с Иисусом лично. А вот этого ощущения нигде в христианстве нет.

Хваля римского начальника, иудеи по крайней мере откровенны и объясняют, что означает "любить народ" (любить - от агапэ, народ - этнос). Начальник распорядился построить им дом для молитвенных собраний! Так и тянется даже до сего дня: хороший начальник - который что-то дает, плохой - который что-то берет. Построил для нас храм (синагогу, мечеть) - хороший. Царство кесаря пытается освободиться от паразитов, и мы начинаем цепляться: начальник! ну разреши хотя бы нам самим за свой счет построить себе храм! Ой, разрешил!! Ура, он любит нас!!! Это как же так жили евреи в родных палестинах, что не могли себе сами построить синагогу? А известно как жили: с претензией. Археологи остатки этих барских замашек откопали. Толстопузые сардельки с претензией (колонны откопанные, не археологи). Есть действительно важный критерий социальной свободы: достаточно ли зарабатывают люди и получают на руки (вещи очень разные, как, например, в криптосоветской России), чтобы за свой счет купить помещение для молитвы. Кесарь часто специально замыкает на себе все денежные потоки и/или собственность на квадратные метры, чтобы от его воли зависело, молиться людям или веровать "в глубине сердца". Так он из "начальствующего", "начальника", имеющего право на определенное уважение, превращается в "гражданина начальник - ненавистного идолище-поганище, перед которым надо лебезить по каждому поводу. Но в случае с Капернаумом обнажается коренный дефект религиозного сознания. Он тот же, что у сознания безрелигиозного: меры не знаем. Неверие легко превращается в пустой и безосновательный цинизм, вера - в желание сделать красиво не Богу, а себе. Тогда нужны совсем другие деньги. Другие "бабки". И тогда уже приходится за деньгами обращаться не к бабкам, а к таким вот... начальничкам.

Люди, которым важно, чтобы храм был подороже - чтобы ножки были протянуты не по одежке, чтобы убранство кричало: "Это не за счет тех, кто тут стоит!" - естественно, являются и националистами. А как еще понять соединение двух тезисов: он построил нам синагогу - следовательно, он любит наш народ? Это дикое (в прямом смысле слова) словосочетание: "Любить народ". Самый надежный и самый варварский способ заклеймить врага: "Он никогда не любил императора" (из "Дуэли" Конрада, имеется в виду Наполеон). "Он не любит Россию" (passim, то есть, слишком часто звучит). Нельзя любить народ, как нельзя любить божественное. Можно любить Бога, а кто любит "божественное", тот ханжа и любит лишь себя и свои эмоции. Если люди не жертвуют на устроение храма столько денег, чтобы можно было построить красивое здание, значит, они в этот храм не ходят. А раз они в храм не ходят, то виноваты в этом - нет, не они, а те, кто засел в этом храме и вещает от имени Бога. Сперва распугают любимый народ дикими проповедями, а потом начинают искать богатого чужака, который пожертвует столько, что можно будет столетиями служить в пустом храме, утешаясь мыслью о том, что - вот, мерзавцы соотечественники уклоняются от святыни, поелику свиньи и материалисты, зато я тут за них всех предстательствую, словно железа духовная. А "народ" точно будет распуган, потому что в храм идут не к божественному, а к Богу, и идет в храм не "народ", не "Русь" (тем более, не "Русь святая", она ведь уже на небесах), а дядя Петя с тетей Валей. Зайдут, понюхают, учуют агрессивность и желание реализовать свои амбиции, повелевая теми, кто ищет Бога, - и уйдут. И останутся несостоявшиеся, потерпевшие жизненное поражение люди, в пустоте и в обиде: мы им жемчуг, а они разбегаются, как свиньи. Только вот быть ветчиной, даже на архиерейском столе, мало кому хочется - а кому хочется, из тех очень скверная ветчина получается. Таков парадокс всякого насилия: силой можно заставить себя любить, только любовь эта будет такая прогорклая, что ни малейшей радости не доставит. А настоящая любовь так и останется вне досягаемости, почему всевозможные диктаторы с такой черной завистью-ненавистью смотрят на тех, кто вне их власти.

*

Современный православный представляет обычно так, что греки были многобожники, а евреи монотеистами. Для греков и римлян того времени всё было наоборот. Себя сотник наверняка считал именно монотеистом - как и большинство жителей Римской империи он полагал, что всякие мифы описывают разные проявление высшего Божества, неописуемого и непознаваемого. Евреи же с точки зрения цивилизованных людей были именно многобожниками, которые своего божка считали самым главным, главнее прочих. И вот этот человек всё же строит евреям синагогу. Построили бы евреи храм Зевсу из любви? Построят современные православные кришнаитский ашрам? Да они снесли уже имевшийся в Москве и хотели бы снести вообще всё. Правда, православные не претендуют любить кришнаитов, но мы, кажется, вообще никого не претендуем любить, кроме Бога, которому такая эксклюзивно-невротическая привязанность, естественно, совершенно ни к чему. Так что после этого говорить о том, что Иисус якобы не собирался проповедовать язычникам? Он назвал веру сотника самой лучшей верой - ещё бы, ведь тот не считал Иисуса просто целителем или заклинателем, который борется с духами болезни, а считал Кем-то, кому эти духи подчиняются. Дай Бог каждому христианину такой любви - чтобы любить ближнего и поэтому строить что-то для ближнего. Иногда шубу построить, иногда дом, иногда деньги дать. Деньги, может, лучше всего, потому что на деньги человек сам купит, что ему надо, а любовь не в том, чтобы давать ближнему, что ему надо по нашему мнению, а то, что ближнему надо по его, ближнего, мнению. Ему хочется синагогу, а не костёл - дать ему синагогу. Если любишь, конечно. Но если не любишь, тогда вообще что ты делаешь в собственной жизни? Или любишь, но боишься, что ближний на твои деньги наркоту купит? Наркоту не оплачивай, а верить, жить, молиться помогай, иначе твоя жизнь, твоя вера, твои молитвы будут отвергнуты Тем, Кому молишься. На иконах иногда изображают святых епископов с храмом, которые им удалось построить с помощью доброхотов. Вот на Страшном суде и будут смотреть: я любил - где синагога, которую я построил тем, кого якобы любил?