Мф 8 20 И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову.

Лк. 9, 58. Иисус сказал ему: лисицы имеют норы, и птицы небесные - гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову.

Ср. комм. к Ио. 8, 12. и к Лк. 8,3.

№64 по согласованию - Фразы предыдущая - следующая.

Фома, 86: Иисус сказал: [Лисицы имеют свои норы], и птицы имеют [свои] гнезда, а Сын человека не имеет места, чтобы преклонить свою голову (и) отдохнуть.

Ср. Мф. 5, 11.

Эту фразу очень легко понять неверно (и её часто так понимают): мол, Иисусу негде было переночевать. Но ведь Иисуса спросили вовсе не об этом, его спросили, можно ли за Ним пойти - пойти не в течение одного или двух дней, пойти "вообще". Это нормальное человеческое (и библейское) восприятие жизни как пути к определённой цели. Сколько будет ночёвок на этом пути, где будут эти ночёвки - совершенно неважно, и не об этом идёт разговор. "Можно ли я буду сопровождать Тебя на пути к Твоей цели?" - спрашивает богослов. - "Да нет у Меня никакой цели, во всяком случае, такой, как у животных", - вот что имеет в виду Иисус. Его цель не выживание, не продолжение рода, не успех.

А дом у Иисуса был. Во-первых, Он очень остро (и открыто) ощущал Своим домом - Храм Соломонов, "Дом Отца". Во-вторых, у Него было очень много домов, где Он всегда был желанным гостем, а пожалуй даже, хозяином - и родной дом, и дом Лазаря, и дом, где совершилась Тайная Вечеря. Евангелие упоминает один-единственный случай, когда Господь ночевал на открытом воздухе - молитву в Гефсиманском саду. Что у Него был дом - важно, потому что у христианина всегда есть соблазн отречься не от мира как греха, а от мира вообще, отбросить не только бессмыслицу жизни, но и смысл.

"Христос был бездомен не потому, что презирал "мещанское счастье", - у Него было детство, семья, дом, а потому, что Он был "дома" всюду в мире, Его отцом сотворённом как дом человека, - писал свящ. Александр Шмеман (Дневники. С. 56, 59). - Только "дому" (не государству, не деятельности и т.д.) можно, по Евангелию, сказать: "Мир дому сему".

Горечь слышна в словах Иисуса о том, то у Него нет крыши над головой(Мф. 8,20, то же в Лк. 9,58). Бог - а жалуется! Бог - а обзывается: человек попросил разрешения попрощаться с родными, прежде чем идти за Ним, а в ответ: ненадежен для Царства Небесного (в Мф 8,22 про ненадежность нет, а есть в Лк. 9,62). Страшный Бог? Гневливый Бог? Да нет. В Боге нет эмоций. А вот проекций на Бога эмоций - сколько угодно. Простейшая психологическая классификация предлагает делить людей на "львов" и "кроликов", на тех, кто нападает, и тех, кто отступает. "Львы" видят в Боге кролика - доброго, милосердного, а значит, нуждающегося в их гневе, посылающего их как волков среди овец - упасти зубом железным. "Кролики" видят в Боге льва - сурового, гневного, а значит, можно самому побыть мягкотелым. Но Бог сверхчувственен во всех смыслах, когда Богочеловек гневается или плачет - это сугубо человеческое в Нем. Другое дело, что в Иисусе гнев, ревность, доброта, сентиментальность обретают свой изначальный статус, нам неведомый по падшести. Словно протирают грязный витраж: стеклышки разноцветные, но все светятся одинаково, все солнечные. А наши чувства, даже самые добрые - пыльноватые. Потому что, в отличие от Иисуса, не доверяем Отцу и пытаемся забежать вперед Батьки. Ну зачем прощаться с ближними, собираясь идти за Иисусом? С чего мы решаем, что никогда больше их не увидим? Царство Божие начинается не там, где ближнему делают ручкой. Наоборот. Где мы встречаем ближнего - там Царство Божие.

*

В девятнадцатом веке часто подчеркивали, что Иисус - "бродячий проповедник". Тогда начиналось общество потребления: уже появился неслыханный прежде комфорт, но он еще был ограничен домом. В дороге человек, если только он не был сверхбогат, возвращался в относительно неуютный быт. То, что Иисус жаловался, что у Него "негде главу преклонити" (Мф. 8, 20), что апостолы "оставили все и вслед Него пошли", казалось особенно трогательным. Когда же европейцы лучше познакомились с бытом Востока, стало ясно, что Иисусу и Его ученикам было не так уж плохо. "На земле никто не валяется", - подбадривала родных одна российская бабушка. Так и в Палестине: у апостолов оставались дома, родные, были Марфы и Марии.

Иисус жаловался на нечто большее, чем отсутствие постоянного жилья. Ему не хватало не дома, а Рая. Он остро ощущал главное последствие грехопадение: изгнание из Рая. Для людей это изгнание - событие давно прошедшего времени, миф. Реально последствие изгнание - труд в поту, роды в муках. На самом же деле, труд и муки - лишь средство выжить в изгнании. Изгнание из Рая, как эмиграция, как депортация, только еще горше, оно никогда не кончается, к нему невозможно привыкнуть. Человек лишается единственного места, состояния, в котором ему хорошо, покойно и уютно. Правда, нужна эмиграция или хотя бы поездка в другой город, чтобы человек почувствовал, как это опасно - быть не на своем месте, быть в промежуточном состоянии. И в менее благополучные времена, чем эра потребления, путешествие воспринималось как время великой опасности, почему путешествующие поминались наряду с заключенными и больными. Забыть о том, что земная жизнь есть жизнь именно в промежутке, межеумочная, помогает гордыня. Бывает гордыня-роскошь, гордыня императоров и царей, которая обращена во вне, убеждает другого в неизменности бытия. Но куда опаснее - потому что дешевле и общедоступнее - гордыня уюта, обращенная вовнутрь, иногда даже не требующая ничего материального. Даже и в самые скудные времена самый обездоленный человек в силах убедить себя, что все относительно стабильно. Стоики довели до совершенства это искусство самоуспокоения. Правда, лучше всего помогает не их изысканные философские увещание, а именно гордыня - грубый, примитивный, наглый самообман. Конечно, он рано или поздно разрушается, но стоический смиренный самообман разрушен еще до того, как сооружен. Лучше же всего помогает именно комфорт, когда он превращается в одну из опор буржуазности, в своеобразный эскапизм, даже в самоубийство: прижав подушку к лицу человека, можно задушить тело, а прижав лицо к иной подушке, можно задушить душу.

В воскресении человек возвращается - не обязательно в рай, но обязательно в уверенность. Может быть, в аду даже выпуклее уверенность, чем в раю. Вернувшийся к Богу человек слишком счастлив, чтобы отдельно переживать возвращение в царство покоя и безопасности. А вот в ад попадает именно тот, кто поставил безопасность и уверенность выше всего. И он не променяет свою нору, со всем ее скрежетом зубовным, ни на какой рай, потому что все мучения кажутся ему приемлемой, ничтожной платой за сознание: мой ад - моя крепость. Здесь никто меня не достанет. Что верно: сатана и бесы отдыхают. Никто не будет мучать того, кто сам приговорил себя к вечному комфорту самодовольства.

*

Слова Иисуса о том, что ему негде переночевать, могут показаться кокетством. Евангелисты никогда не рисуют Спасителя "нищим проповедником". Было где переночевать, было. Иисус шутит - это особый, сократический юмор, призванный выбить человека из седла, чтобы человек оказался на небе, не на земле. Если бы Ему сказали: "Не пойду с Тобою, Тебе переночевать негде, Иисус, возможно, сказал бы: "Блаженны не имеющие, где преклонить голову, ибо их голова на небесах". Если бы какой-нибудь энтузиаст сказал Ему, что не пойдёт отца хоронить, лишь бы Его сопровождать, Иисус бы послал того именно на похороны. Беда ведь не в том, какие у людей координаты, а в том, что у людей координаты заменяют жизнь. Человечество живёт в пустыне, и все культурные стереотипы, традиции, нормы лишь помогают вынести блуждания по пустыне. Всё это кадки с пластмассовыми деревьями, маскирующие отсутствие настоящих. Где Бог, там рай, где нет, там пустыня. Единственное исключение: Бог в пустыне людей. Там, где люди бессердечны, Бог бессилен. У лисиц есть норы, у Бога - только человеческое сердце. Тем, кто собрался с Ним куда-то идти, Он прозрачно намекает, что идти хочет внутрь человека, в главную пустыню мира. Там Он успокоится, отпразднует Пасху и отворит дверь в Рай.

Ведь и слова о том, что Иисус не имеет "норы", можно истолковать как жалобу. Квартирки не выделили... Фраза понятна, если учесть вопрос: человек заявляет, что пойдёт за Иисусом, куда бы Тот ни направлялся, а Иисус в лучшем буддийском стиле отвечает, что Ему некуда направляться. "Будьте прохожими" есть такое же отрицание цели, которое встречается у всех народов во всех эпохи. В античность часто надгробия украшали словами "Остановись, прохожий" - очень стоическое напоминание о том, что вся жизнь мимолётна, и цель её смерть, которая не может быть целью. Человек так устроен, что смысл, цель есть одна из главных его потребностей, как и надёжный дом - но когда эта потребностей удовлетворена, оказывается, что за ней кроется более глубокая потребность - в блуждании, в бесцельной ходьбе... И вот уже Толстой берёт зелёную палку и топает вон... Что Толстой! К югу от Дели в Фатпур-Сикри есть мечеть XVII века с надписью: "Иисус, да будет с ним мир, сказал: "Этот мир мост. Переходите этот мост, но не стройте на нём свой дом". Вот что получается, если быть нищим духом и не собирать сокровищ на небе (Мф. 6, 20). Такой же афоризм (про мост) есть у схоласта XII в. Петра Альфонсо (в Disciplina Clericalis, причём тоже под 42 нумером). Полезно помнить, что вообще-то на мостах дома ставили - место очень выгодное для торговли. "Быть прохожим" означает, во-первых, не быть проходимцем, во-вторых, не останавливаться - даже если эпитафия просит "Постой, прохожий". Пусть мёртвые хоронят мертвецов, а верующие в воскресение пусть несут свет воскресения. Чтобы не пройти равнодушно мимо чужой беды, нужно быть прохожим - не сидеть в своей норе, не бояться выйти из эгоизма и проходить мимо соблазнов эротических, политических, проходит мимо, мимо - к Богу и к людям.

*

Первый из трёх эпизодов, объединённых (у Луки) одной темой: хочешь быть Богом - перестань быть животным. Хочешь на небо - иди на небо, а не тяни небо на землю. Иисус выбивает землю из-под ног тех, кто хочет идти за Ним по земле. За Ним хотят идти люди, знающие как надо - надо хоронить родителей, надо просить прощения, надо ночевать. Бог же в этом мире не знает, как надо, потому что Он не от этого мира. Этот мир - мир бесконечного круговращения, от зарождения и расцвета до увядания. В этом круговращении имеет смысл рыть нору, приспосабливаться к живущим в норе, выносить из норы тех, кто умер, и вносить тех, кто родился, себе на смену. Воскресение разрывает круг. Человек свободен от забот - будет такой свободный человек искать мира не как отсутствия войны, а как полноты человечества, будет искать встреч с другими или замкнётся в мирке личного наслаждения? Здесь начинается христианство - когда мы выходим из своей норы. Часто после этого мы идём в чужую нору - помочь жить в ней. Хороним чужих отцов, просим прощения у дальних, и тогда и с ближними примиряемся, но уже не в норе, а в Царстве Христовом. Звери имеют норы, человек - Небо.