Мф 13, 55 не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда?

Мк. 6, 3 Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами, Его сестры? И соблазнялись о Нем.

№71 по согласованию. - Стихи предыдущий - следующий.

Лк. 4, 22 И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын?

№36 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

ПРОСТО: НЕ ПЛОТНИК!

Мозг мой - враг мой. Мозги есть не только у человека, но только человек способен критически относиться к собственному мозгу, и быть мыслящим человеком означает не уметь мыслить, а уметь руководить своим мышлением. Предрассудки порождаются эмоциями - но действуют эмоции всё-таки через разум. Например, разумом человек должен понимать, что если уж пророки бывают, то пророком может оказаться собственный брат, что гением может оказаться прыщавый пацан, которому столько раз давал по шее. Гордость, однако, протестует, и тогда она шепчет разуму какую-нибудь гадость. Вот про Иисуса односельчане кричали, словно это доказательство чего бы то ни было, что Он - сын плотника. Ну, сын плотника - и что? Вот если бы Иисус был сыном Юлия Цезаря, вряд ли бы Он был Спасителем. Так, императором... Прошло две тысячи лет - и опять: про одного из религиозных деятелей 1990-х годов в России издевательски говорили, что он, видите ли, бывший милиционер. Ну и что? А патриарх Алексий - бывший семинарист, бывший порядочный и честный эстонец, бывший муж дочери соборного протоиерея, бывший прихожанин храма Константинопольского патриархата, бывший набожный подросток, бывший чистый и наивный ребёночек... Тем не менее, он, возможно, не такой уж плохой человек и уж точно не первопричина гнусностей, которых так много под его руководством! И князья бывшими бывают, и даже ой как бывают - и именно те князья, которые гордятся своим происхождением. Логическая связь между "плотник" и "не чудотворец" отсутствует, тут налицо логическая ошибка, неполная индукция. Чудо - необычно, плотник - обычен, но ни из чего не следует, что необычное творится только необычным.

В данном случае обязанность человека - напомнить мозгу, что о человеке надо судить целиком, не только по его происхождению. Бывают и более сложные случаи: вот приговорили к заключению в тюрьму нехорошего человека, несомненно совершившего массу преступлений, может быть - кушавшего детей. А в приговоре написано, что человек этот кушал детей и хулил Христа, за что и должен быть посажен. Тут человек должен скомандовать своему мозгу: а вот не суди человека целиком, суди отдельные дела человека. Ведь в данном случае речь идёт не о том, можно ли в этом человеке видеть спасителя мира, а о том, можно ли хулить Христа. Можно ли позволять хулить Христа, не грозя тюрьмой? Да, конечно! Нужно ли защищать богохульника, если этот богохульник - людоед? Да, конечно! Нужно требовать, чтобы человека посадили за людоедство, но не за богохульство. Посадили его на пять лет за то и за другое - нет, посадите на четыре года за людоедство, а пятый год уберите. Рассуждая так, мы меняем не принцип - надо судить целиком, мы меняем предмет суждения. Не богохульника и не богохульство защищает тот, кто защищает свободу богохульства, а свободу.

Что общего между этими двумя примерами? Да то, что в обоих случаях рациональные обоснования лишь прикрывают неприязнь к возмутителям спокойствия и страх к сильным мира сего. Потому что обычно за богохульство и людоедство судят люди, которые намного более погрешают против Бога и против заповедей. Но судей мира сего - боятся, и закрывают себе рот, и вот тогда рот открывается куда-нибудь на сторону и изрыгает: "Не плотников ли Он сын?!"

Иногда говорят, что верить в богочеловечество Иисуса мешает вопрос о его братьях и сестрах. Впрочем, если уж сомневаться, то не в меньшей степени, а даже и в большей мешает верить в Иисуса наличие у Него профессии и матери, пусть даже и с верой в рождение от Духа. Если Церковь отрицает, что у Марии были другие родные дети, то не для того, чтобы противостоять подобной претензии - она бы отрицала тогда и наличие матери, и наличие профессии, она же, напротив, возвеличивает Марию, хотя не настолько, чтобы Она перестала быть пуповиной, соединяющей Богочеловека и мир. Проблема Иосифа и братьев Христа есть проблема брака в грешном мире. Что у Иисуса не было братьев, а "братьями" звали тогда, как и на Руси в XVII в., кузенов, - не удивительно, а удивительно, что смущаются самой возможностью существования братьев или непорочного зачатия. Ну что может быть невозможнее творения и воскресения? Боятся "родового" в Иисусе, потому что боятся себя, боятся брака, в котором сами родились и живем. Безбрачие возвеличено именно теми, кто живет в браке, - сами безбрачные знают цену безбрачию; она не выше цены брака. Люди, боящиеся, что за жизнь в браке придется отвечать как грех, полагают, что святость только там, где нет простыней. Христиане принесли в Церковь языческую потребность в безбрачном жречестве, в ангелах на земли, которыми да будут и христианские священники. Это преодолевается не реформами организации, а изменением людей по мере прорастания Евангелия в мире. Слава Богу, Иисус не священник, а Тот, Кому служат священники. Это помогает оставаться в Церкви, невзирая на клерикализм и прочие неприятные последствия необходимых причиндалов.

ПОГОЛГОФИСТЕЕ ИЛИ ТЕКТОНИЧНЕЕ?

«Поголгофистее» – вот как надо писать, чтобы по одному слову можно было выяснить, есть в интернете текст или нет. Нет в интернете слова «поголгофистее»! Сочинил его Евгений Фёдоров, автор романа-мемуара о сидении в концлагере (посадили студентом в 1948). Сочинил в досаде на Варлама Шаламова – тот всё требовал у Фёдорова рассказа о самом страшном лагерном опыте. Противоположный подход был у Ильи Шмаина, посаженного вместе с Фёдоровым, – Шмаина интересовало не самое голгофистое, а самое типичное в концлагерной жизни. В итоге Шаламов стал одним из немногих настоящих русских писателей ХХ века (для ясности – Солженицын не настоящий писатель), бесконечно одиноким, как и все настоящие писатели. Шмаин стал хорошим священником, бесконечно неодиноким. Вот две ипостаси Иисуса. Голгофа и…

Что самое типическое в жизни Спасителя? Работа, конечно. Он был «тектон», плотник. При описании депортации евреев в Ирак (Иер 29,2) отдельно подчёркивается, что были переселены люди двух профессий – плотники и кузнецы. Плотники на первом месте – если без гвоздя ещё можно что-то построить, то без плотника нет. Если, как римляне с Карфагеном, просто снести город и запахать – может возродиться, но если ликвидировать плотников – не возродится. Даже распять ближнего своего без плотника не получается, хотя менее всего за распятие отвечает плотник.

Если бы Иисус был только на Голгофе… Он ещё и за верстаком был. Именно то, в чём Его упрекали современники – мол, плотник и сын плотника, мать его мы отлично знаем – именно это составляет основу Его славы. Да, у Него была мать, и Он с ней пикировался, но от неё не отрекался. Профессия у Него была, и про недовольных заказчиков не слышно – значит, хороший был тектон. Хорошего плотника распять – это не то, что распять какого-нибудь лодыря и неумейку, способного разве что «организовывать процесс» или воспевать организующих…

Самая грубая классификация людей – двоичная. Открытые и закрытые, трусы и храбрецы, собирающие мячики для гольфа и разбрасывающие мячики для гольфа… Те, кто вопрошает о голгофистом, и те, кто жаждет тектоничного, основательнее. На самом деле, как и любая классификация людей, эта – о внутренних измерениях каждого. Иногда мы отрицаем Бога из голгофистых соображений – мол, мне так плохо, эксклюзивно скверно, а Ты не почешешься… Иногда из жажды тектоничности – мне так хорошо, я готов гору свернуть, Господи, Ты только покажи гору…Конечно, кто хорошо воспитан, спрашивает не о себе, о других – мол, Освенцим… или, напротив, творчество…

Самое простое – разнести две ипостаси человека по времени. Как Спаситель – пара тектонических десятилетий, а в конце три голгофистых дня. Отсюда и до обеда – тектонизируем, от обеда до гроба голгофствуем. Да нет… Самое главное Иисус построил именно на Голгофе. Поэтому символ христианства – крест, а не рубанок. С другой стороны, самые глубокие страдания, самая больная боль ждут человека в его повседневном труде-работе-творчестве – при условии, что работаем не кое-как, а по-настоящему. Непременно ждут – и не только в процессе, в «как», всякие там мелкие предательства, недоплаты и т.п., а ждут в итоге. Оглянешься…

Потребитель не заметит, а ты… Вон, весь Израиль восхищался (и восхищается) Храмом Соломоновым, а Соломон-то знал, что тут надо было иначе пилон вывести, эту колоннаду надо было на полметра левее, и вообще всё прекрасно, а всё же не то, не то. Не «совсем не то», а «чуть-чуть не то», и потому особенно обидно, и потому особенно хочется, чтобы Бог наконец вмешался – вернулся – не для наказания злых (от этого лишь ещё голгофистее станет, пусть уж присоединяются, выдержим), а чтобы всё, выходящее из-под рук добрых, стало по-настоящему тектонично, тектонно, тектонисто.