Лк. 10, 37 Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.

№98 по согласованию

Стих предыдущий - последующий.

*

Заповедь о любви к ближнему не есть заповедь о равнодушии к дальнему. Однако, в России со времён Достоевского принято издеваться над теми, кто призывает любит всех вообще, но кто не любит никого конкретно. Достоевский имел в виду революционеров, ради блага будущих поколений способных уничтожить миллионы из числа ныне живущих.

Однако, и в христианстве такое извращение возможно - достаточно вспомнить инквизиторов. Еретиков уничтожали вместе с их сочинениями, чтобы лжеучение не отравило души рождённых и ещё не рождённых людей.

Иисус определяет ближнего не как того, кто физически живёт рядом, а как того, кто нам помогает. Большинство соседей, к сожалению, не соответствуют такому определению. Что до ближних в смысле близких - из тех, кого первым делом зовут на наши похороны - то о них Иисус отозвался так, что любой революционер поморщился бы: "Враги человеку домашние его". Суждение столь же категоричное, как и приказ врагов любить.

Более того: во времена Иисуса "ближним" считался прежде всего духовно близкий человек, единоверец. Притча о милосердном самарянине и с этим спорит: религиозный враг оказывается дружелюбнее религиозного друга.

Пространство для человека вторично по отношению к духу. Лишь в очень скудных ситуациях "ближний" - это тот, кого мы не выбираем. В этом смысле гениально неправ Честертон: "Мы сами создаем себе своих друзей; и своих врагов, кстати тоже сами; а вот соседей нам дает Бог". В дружбе, вражде, в любви не только человеческая воля всё определяет, а именно воля Божия. Но для неверующего это закрыто. Впрочем, и воля Божия бессильна там, где нет свободы, и жена может быть дальней и чужой, если она дана холопу барином или холопу страстей - похотью. Сосед же не выбирается лишь в тюрьме, на плоту, на котором собрались тонущие, в пещере кроманьонца, в глухой деревне. Там же, где человек хоть немного состоятелен - и свободен - там сосед выбирается. Бог заботится, чтобы человек хотя бы в одном из двух смыслов был состоятельным всегда.

В конечном счёте, на вопрос о том, кто мой ближний, приходится отвечать так же, как на вопрос о том, какое богатство неправедно. Все - мои ближние. Всякое богатство - неправедно. Праведно богатство лишь настолько, насколько помогает мне сблизиться с ближними и увидеть ближних и в дальних. Единственный дальний в этом мире - Бог. И Он же - единственный подлинно ближний и близкий. Доказать это можно, доказывать - нельзя. Чтобы доказать любовь, достаточно её показать.

*

"Иди, и ты поступай так же", - завершает Свой рассказ о самарянине Иисус. И с тех пор христиане не смеют спрашивать: "Кто мой ближний?". Однако мы смеем спрашивать: "А что я могу сделать, как именно-то поступить?" Это, конечно, пустая уловка. Мы не знаем, как поступить, мы не понимаем, что нужно от нас ближнему, только, если не видим ближнего с его мелкими повседневными нуждами. Мы смотрим на людей как бы в перевернутый бинокль, и они ужасно далекими кажутся нам, хотя стоят рядом. Мы близоруки и не различаем язв их. Исцеления тут даже не надо просить, потому что мы совершенно здоровы в нужных для близости количествах. Просто мы стоим - мы далеки ото всех. Как только мы тронемся, мы станем ближними нашим ближним. Все, что от нас требуется - "поступить". Чтобы не утонуть, надо махать руками. Иначе - мы идем на дно.

*

Ближний - оказавший милость. Это сейчас кажется банально, после двух тысяч лет повторов. Вообще же вопрос: "Кто мой ближний?" - вопрос риторический, ответ на него: "Да не бывает ближних! Все - дальние!!" По анекдоту: "Рабинович, как ваши дети?" - "Нет у меня никаких детей" - "Позвольте!.." - "Разве это дети! Это же сволочи!!"

Цинизм отрицает и то, что оказавший мне милость - близок мне. В пределе по Бернарду Шоу: какое право другой имеет право делать мне добро? А вдруг у нас не совпадают представления о добре? И это неизбежно, пока в центре отсчета "я". А центр отсчета -- он. Обратная перспектива: мой ближний - всякий, до кого я могу дотянуться. Собственно, пространство и есть материализация ненависти, равно как и время. Ведь можно любовь отложить на будущее или сослаться на любовь в прошлом. Долг не отдает не только тот, кто не отдает сейчас, но кто отдает не тогда, когда нужно мне, когда обязался отдать.

1.12.2000