Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ


Мф 19:14 Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное.

Мк. 10, 14. Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие.

Лк. 18, 16 Но Иисус, подозвав их, сказал: пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие.

№119 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Иллюстрации.

У Мф. стих, который идет далее у Мк. и Лк., отнесен в Мф. 18, 4.

Христианин и дети

(См. Введение в вечную жизнь - Жизнь по Евангелию - Педагогика).

Сперва Иисус запрещает развод, затем восхваляет целомудрие, причём так, что это истолковывали позднее как призыв к безбрачию, после чего возносит детей на такую высоту, что апостолы стоят, задрав головы и открыв рты. Всё совершенно нелогично с точки зрения земли и абсолютно логично с высоты неба. Иисус показывает изнанку брака, монашества, родительства. "Изнанка" для людей, а для Творца это - лицо. Брак и безбрачие, дети и бездетность, - всё имеет смысл перед Богом и лишается смысла без него. Человек мечтает о семейном счастье, или о монашеском совершенстве, или о продолжении себя в детях. Но брак оказывается скучным обществом с ограниченной ответственностью, монашество - союзом неудачников-карьеристов, дети откатываются от родителей так, что никакой Ньютон не догонит... Может быть иначе: только не надо мешать ребёнку, который жив в любом взрослом, приходить к Богу.

*

Протестанты замечают, что Иисус сказал "не мешайте приходить", а не "не мешайте приносить". То есть, не надо насиловать ребенка. Захочет придти - придет. Правда, самого-то Иисуса принесли в Храм безо всякого Его желания. "Вознегодовал" - аганактейн - единственный раз это слово употреблено здесь (в Мф. 19.14 просто: "Но Иисус сказал: пустите детей...". А как хорошо, что Иисус "вознегодовал"! Так греет душу известие о том, что и святой может выйти из себя. Джозеф Конрад изобразил капитана-служаку, чрезмерно сухого, который не может понять, что за оборот речи: "И святой бы проклял Бога". Раз "вознегодовал" - значит не святой. Но одинаковая, ровная, всегдашняя и ко всем любовь - хуже ненависти. Потому что я и сам не хочу, чтобы меня любили за все и всегда. Если человек хорошо относится ко всем, то весьма вероятно, что он просто одинаково безразличен ко всем, он просто абсолютно замкнут в себе. Человек мнит себя настолько выше всех, что он расточает всем улыбки. И то, что Бог может поразить меня молнией - часть ответа на вопрос о тайне Божьего милосердия.

*

Почему, собственно, ученики не давали детям подходить к Иисусу? Сегодня съёмка с ребятнёй - в высшей степени выигрышный ход для религиозного или политического деятеля. Но ещё двести лет назад к детям относились как к зверькам. В "Войне и мире" такое отношение ещё проскакивает. Милые, но безмозглые создания. Потом происходил квантовый скачок, и к тому же созданию начинали относиться как к полноценному взрослому человеку. Дети вокруг Иисуса, в лучшем случае, - как сардины перед Антонием Падуанским или птички перед Франциском Ассизским. В другом месте Иисус скажет, что сперва надо кормить детей, а потом уже собак - это вообще заставляет вспомнить анекдотические "незваный гость лучше татарина".

Средневековое христианство (во многом остающееся базовым даже до сего дня) вырвало из евангельского контекста и сделало своим девизом "Убеди прийти!" - Compelle intrare (Лк. 14, 23). Вот, мол, Писание повелевает насильничать! Убеждать, знаете ли, можно очень по-разному... А ведь это же Писание содержит девиз ничуть не хуже: "Не препятствуйте!" - Nolite prohibere (Мф. 19, 14). Это вопль Божий людям. Не мешайте друг другу, не запрещайте, не превращайте жизнь в полосу препятствий - человек не скаковая лошадь, не нужно его натаскивать на преодоление препятствий, а нужно просить об избавлении от искушений, которые и есть те самые препятствия.

Заповедь о любви к врагу - самая тяжёлая, но не самая важная в Евангелии. Самая важная заповедь, подчёркивает Иисус, крайне лёгкая. Друга люби! Ребёнка родного люби!! Любимого человека люби!!! Хочется ругаться и стучать кулаком, потому что как иначе донести простую мысль -мы соблазняем "малых", когда мы запрещаем. Относись к любимому как к человеку! Не командуй им, ни помыкай, не запрещай, не дрессируй!! Враг-то за себя в этом смысле постоит, а вот ближний, любимый - беззащитен перед нашим хищничеством. Или, коли уж восстаёт, становится врагом.

Ну где же взять столько восклицательных знаков, чтобы остановить любящих ближних своих посредством палки? Крест с распятым Иисусом - вот единственный восклицательный знак. Нам нужен орёл, который бы клевал нам печёнки, а Бог голубём поклёвывает нам сердце так нежно, что мы этого и не замечаем. Потому что мы для Бога - "малые". Вот и нам бы разглядеть в "малых" - Бога.

Все - малые. Враг - лишь малый, который от страха показался мне великаном-людоедом. Вечную жизнь не заполнить любовью к врагу - врагов там не будет. Вечная жизнь необходима лишь потому, что любимого можно любить вечно и никак иначе - не одно мгновение навсегда, а каждое мгновение на свой лад.

1528

 

Богоуверенность

Увидел старую фотографию - дети прихожан о.Александра Меня на встрече с митр. Антонием Блумом в 1988 году.

Возможно, самая радикальная перемена, отличающая Время Частного Человека, нашу эпоху, от всех предыдущих - это необходимость исключения детей из религиозной жизни взрослых. Не крестить, не обрезывать, не обучать ни в государственных школах, ни в воскресных, ни у себя дома.

Абсолютное большинство детей с этой фотографии теперь в Церковь не ходят. И это - отличный вариант, потому что о тех, которые в храмы ходят, я не могу сказать ничего хорошего, кроме плохого. Классические "белоленточники", "системные верующие", которым Христос нужен как Дмитрий Быков неверующим - чтобы создать иллюзию свободы, иллюзию мышления, иллюзию творчества. И это - в лучшем случае, а в худшем Христос попросту дымовая завеса для подлостей.

Я пока ещё, наверное, соглашусь крестить ребёнка. Но с предупреждением, что делаю это с неохотой и что в будущем так или иначе ребёнка надо будет ставить перед необходимостью "обращения". Не просто "обновления обетов", а полноценного, с нуля обращения. Хотя б в форме принятого у католиков приготовления к первому причастию. В православии - пожалуйста, подготовка к первой исповеди. И не в 6-7 лет, когда повторяют эхом родительские проповеди, а в 10-14. Принцип один: перед ребёнком должен быть барьер, а не дорога в розочках.

Да, я знаю про амишей, старообрядцев, русских православных эмигрантов, где счастливые крепкие верующие семьи из поколения в поколение хранят, чего хотят хранить. Я знаю про отца Александра Меня, воспитанного в вере. Я знаю про чудеса, но не должен на них рассчитывать.

Если речь идёт о хлебе, я не должен рассчитывать на умножение хлебов, я должен заместить тесто, испечь просфоры. Я не должен рассчитывать на то, что это сделает жена, у которой, в отличие от жён многих священников, насыщенная профессиональная жизнь и которая уходит в школу в 8 утра, приходит в 8 вечера и ложится заполночь, - точь в точь как моя мать. Тем более я не должен рассчитывать на появление какой-нибудь сильно набожной прихожанки - опыт подсказывает, что такие прихожанки берут очень дорого за свои услуги, прямо как Мефистофель.

Если речь идёт о человеке, всё прямо наоборот. Не длительная, с нуля, подготовка. Душа - не тесто, психика - не опара. Возможно, большой беды от религиозного воспитания не будет, но и большой пользы тоже (к иудеям, мусульманам и всем прочим религиям, конечно, это тоже в полной мере относится, замечу по-братски).

Что такого страшного даёт религиозное воспитание? Наверное, это можно назвать самоуверенностью. По самоуверенности я большой специалист. Я называю её уверенностью в себе, дорожу ею, она мне далась нелегко и особенно тяжело было соединить её с неуверенностью в себе - взболтать, но не смешивать. Нормальная самоуверенность профессионала, который - если он, к примеру, хирург - не имеет права в разгар работы осведомляться у сестры, всё ли он правильно делает. Один из епископов отказал мне в рукоположении после прочтения моих катехизических заметок, сказав: "Вы пишете так, словно всё лучше всех знаете". Нужно ли говорить, что этот архирей и пишет, и говорит, и делает так, словно всё лучше всех знает? И это - нормально, ненормально, что он боится этого качества в других.

Самоуверенность в человеке должна быть, но, как и было сказано, она должна идти в комплекте с неуверенностью в себе, скепсисом в отношении себя, самоиронией и т.п. Не путать с покаянием - этого у выросших в православной традиции субъектов предостаточно. У тех, кто пришёл в Церковь взрослым, как раз дефицит покаяния, а вот с самоиронией всё в порядке. Самоирония уравновешивает самоуверенность, а вот покаяние - нет. Может быть, лучше даже говорить не о самоуверенности тех, кто "вырос в Церкви", а об их богоуверенности. Богоуверенность отличается от надежды на Бога как самоуверенность от уверенности в себе. Богоуверенность - состояние, совместимое с покаянием и молитвой, но отравляющее творческие способности человека. С Творцом общается прекрасно, а вот сам творит как-то криво. Богоуверенный человек отлично умеет разговаривать с Творцом, а вот с людьми как-то не очень. В общем, Христа распяли те, кто с детства был воспитан в религии. Шли за Ним те, кто, по Его собственному выражению, родился заново - а родиться во второй раз означает перечеркнуть всё, что досталось при первом рождении. И Сам Иисус - как уж там его Матерь Божия религиозно ни воспитывала, а праздник-то Богоявления - это Крещение Господне, а не Его, к примеру, бар-мицва. Не освоение Иисусом религиозной грамоты, а - крещение от Иоанна, бесконечно более важное воспитания от Марии.

*

«Пустите» - это вовсе не «заставьте», «учите». Апостолы мешают детям приходить к Иисусу, потому что знают: хлопот много, а проку мало. Иисус тоже это знает. Дети для Него – лишь ходячая метафора, как и нищие. Блаженны те, кто духом нищие, блаженны те, кто духом дети.  Разумеется, при метафоризации от настоящего полнокровного ребёнка, который есть обычный человек, только бутонированный, берётся какая-то одна черта. Больше и не получится – ребёнок именно в силу того, что он бутонированный взрослый, явление не слишком вдохновляющее. Единственное – искренний. Чертёнок, но искренний. Рожки, хвостик и копытца налицо, а не упрятаны глубоко, как у половозрелых особей.

Иисус благословляет чертят и – уходит прочь. «Возложив на них руки, пошел оттуда». Не позирует для гламурной съёмки: «Спаситель среди детей». Не приказывает основать воскресную школу. Не даёт даже инструкций родителям.  «Пошли отсюда», - вот Его завет по части христианского воспитания детей.

Отказаться воспитывать ребёнка христианином означает, между прочим, освободить время. И это освобождённое время следует потратить на то, чтобы самому быть христианином. Конечно, надо быть осторожным, чтобы не «подавать пример», а просто Богу молиться и любить людей. Потому что белые обезьяны любят, когда думают не о них, а о Боге.

Подлинный религиозный опыт у детей, конечно, бывает. Вот чего ребёнку не достаёт – опыта социализации. Всякий ребёнок в определённом  смысле – социопат, маргинал, диссидент. Исключения случатся, но так редко, что ими можно пренебречь. «Социализация» - это всего лишь умение отвечать любовью на любовь. Ребёнок отвечает на любовь всем, чем угодно, но не любовью. И слава Богу! Цветочная луковица не должна цвести, летающая гусеница была бы довольно жутковатым зрелищем. Вот и ещё один урок взрослым: даже самый подлинный религиозный опыт загнётся, выдохнется, испарится, если не соединится с любовью к людям, с общением, с творчеством, в том числе – социальным. У веры не может быть доказательств, но у веры могут быть дела. Это не означает, конечно, вера – у дел. Шнурки у ботинок, не ботинки у шнурков, но ботинки без шнурков – либо мертвы, как вера без дел, и вообще обычно это у заключённых.

Главный мотив, который побуждает взрослого заботиться о религиозном воспитании ребёнка, - параноидальный. У инфантильного диктатора эта паранойя и к взрослым: «Если нас будут учить чужие проповедники, то нас завоюет чужая армия». Если я не выучу ребёнка религиозно, его выучат другие – и плохие люди. Более того, параноик полагает, что ребёнок скорее потянется к дурной религии, к ложному авторитету, к мнимому кумиру, как тянется к сладкому, а не к устрицам. Только Христос – не устрица, а также не авторитет и не кумир. Кумиры вообще плохи любые, и мнимые, и не мнимые. Ребёнок вовсе не предпочитает плохое – хорошему (к взрослым это тоже относится). Он пошлёт куда подальше и подлинную веру, и поддельную, и будет вполне прав. Не пошлёт – будут проблемы в переходном возрасте, и проблемы будут одинаковые, вне зависимости от того, вырос ребёнок в семье вайшнава, мормона или католика. Преодолимые, но – проблемы. Не очень большие – в сравнении с проблемами взрослого, который помешан на «долге», «защите детей от дурного влияния» и т.п. Лучше такому взрослому не религиозно воспитывать ребёнка, а просто уж взять и выпороть – потому что не надо, как говорит Евангелие, бояться губящих тело, а надо бояться губящих душу. Впрочем, религиозное воспитание на редкость часто идёт рука об руку с ремнём.  Случайно?..

*

Римо-католик Александр Бенуа имел право не ходить на православные уроки катехизиса, но ходил. Было интересно. Он вспоминал:

«Занимательность и даже забавность уроков отца Палисадова заключалась в том, что он вёл их в юмористическом тоне. … Одна из его «забав» заключалась в том, что не знавший своего урока ученик мог всегда вымолить себе пощаду (заключавшуюся в том, что вместо единицы ставилась в журнале тройка) – посредством подчинения себя своего епитимьи. Заключалась же епитимья или в простаивании на коленях у кафедры в течение пяти минут, или в том, что мальчик подставлял свою голову священнослужителю, а тот, схватив её за волосы, ударял ею довольно сильно по кафедре, приговаривая: «Вот тебе, вот тебе за то, что у Адама был сын Ной» или «за то, что Авраам спасся из Содома». При этих экзекуциях (не очень жестоких; за каждым уроком их было пять или шесть) весь класс неистово хохотал; смеялся, делая гримасы, и наказуемый
Несколько предосудительнее была склонность отца Палисадова к скабрезностям, иногда даже довольно рискованным. Он любил задавать вопросы вроде: «Мог ли у Адама быть пуп?» или же, складывая свою бородатую физиономию в сатирическую улыбку, делал прозрачные намёки на то, в чём выразилось первое грехопадение, или на то, что произошло между Авраамом и Саррой после посещения трёх ангелов и т.п. Едва ли эти отступления от приличествующего этим урокам тона можно было счесть за нечто образцово-педагогическое или хотя бы за свидетельство хорошего вкуса, но зато популярность отца Палисадова в гимназии именно они и закрепляли» (I, 409).

*

Наталья Нариньяни, родившаяся в 1914 году, вспоминала, что в семь лет у неё начался "христианский период":

"Я бегаю в церковь и простаиваю всю службу. Я люблю, когда нет ни свадеб, ни крестин, ни отпеваний, церковь тогда почти пуста. ... Сквозь полумрак проглядывают удивительные лики святых... Гармоничное пение, которое слышится как бы сверху, негромкие слова священника, мерцание золотых бликов и горящих свечек приводят меня в состояние экстаза".

"Христианский период" закончился у девочки, когда она начала читать: "Я читаю запоем, и этот хлынувший поток обрушивается на меня и вытесняет всё ранее привычное и любимое" (Нариньяни, 2001, 109).

Нариньяни скучала по религиозности как скучают по детской лёгкости, не подозревая, что есть совсем другая религиозность, взрослая. Она противопоставляла религиозность ясности, логичности. Какие же книжки девочка читала в семь лет? ведь не романтиков же? Ясности и логики в римо-католической религиозности намного больше, чем в сопромате (Нариньяни стала архитектором).

У ребёнка многие ткани имеют особый состав (например, жир). Особый состав и детской религиозности. А вот безверие одинаково в любом возрасте. Асфальт всюду асфальт, растения же все разные. Нариньяни подметила важный не только для детей фактор: человеку трудно сочетать освоение нового и общение с вечным. Сомнения в вере часто всего лишь - признак новых поворотов на земном пути, когда нет времени глянуть на небо, когда всматриваешься под ноги, по сторонам глядишь. Тем интереснее открывать Бога в годы, когда уже всё под ногами и вокруг себя изведано (ну, кроме смерти), когда нового ожидать не приходится.

См. о том, что идея "сейте вечное" не о детях.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова