ДНЕВНИК ЛИТЕРАТОРА ЗА 1996 ГОД

К оглавлению дневника литератора в целом;

К оглавлению дневника за 1996 год

16 АВГУСТА 1996 Г.:

ВСЕ КРАЙНОСТИ — ЛОЖНЫЕ

Первая публикация: в газете "Сегодня".
Переиздано в сборнике.

Статья Виктории Шариновой "Правозащитники и современная Россия" (Сегодня, 17.8.96) является классическим случаем навязывания читателю выбора из двух крайностей, причем, как это обычно бывает, и крайности-то выбраны ложные. Либо читатель соглашается с автором, что война в Чечне справедлива, что у наций нет права на самоопределение, а национальное государство — утопия, что Явлинский - политический импотент, а Ельцин - отец русской демократии, либо читатель не соглашается с автором и оказывается в жалкой кучке диссидентов, которые за доллары плюют в свою Родину и не понимают, что живут в новой, свободной стране, где критиковать власть гадко и неуместно.

По крайней мере десять разных проблем сведены воедино: (1) судьба империй (2) право наций на самоопределение (3) чеченская преступность (4) чеченское стремление к независимости (5) отношение к Явлинскому (6) допустимость критики России в международных организациях (7) оценка возможностей России (8) оценка степени демократичности современной России (9) допустимость получения премий и грантов на правозащитную деятельность от иностранных организаций (10) нравственные недостатки диссидентов. Автор статьи связывает эти вопросы в жесткую систему, своеобразный тест, причем отвечать надо по двоичной системе. И только тот, кто думает, как автор, по всем девяти вопросам, является "нормальным" человеком, а не вздорным склочником и предателем Родины.

На самом деле, конечно, десять затронутых проблем носят качественно разный характер, на какие-то можно ответить однозначно, а какие-то относятся к числу "вечных". Право наций на государственность, степень возможного суверенитета Чечни, судьба Российской империи, — это вопросы вечные, которые пусть остаются великим мыслителям и пикейным жилетам. Однозначность, с которой им дают однозначное решение многие современные русские интеллигенты (и г-жа Шаринова), достойна лучшего применения. Напротив, однозначно можно сказать, что преступность плоха всякая, в том числе чеченская, что чеченцы и диссиденты не святые (не все, во всяком случае), но греховность людей не имеет никакого отношения к качеству защищаемых ими идей.

Автор этих строк неоднократно и резко критиковал в печати того же В.Буковского и других осевших зарубежом диссидентов за слишком агрессивное и нетворческое отношение к современной русской действительности, критиковал и увлечение некоторых правозащитников работой "для галочки" в отчете зарубежного спонсора, пренебрежение к агитации собственно в России. Поэтому теперь я с чистой совестью могу сказать г-же Шариновой, что проблема нравственности и разумности отдельных диссидентов никак не связана с решением вопроса о статусе Чечни или о необходимости правозащитного движения. Правота диссидентов никак не связана с тем, откуда они получают деньги, сколько времени проводят за границей, как правота печатающихся в газете "Сегодня" или журнале "Итоги" людей (к числу которых имею честь относиться и я) никак не связана с тем, от кого получают гонорары они. Стоит освежить память о гебистских воплях про "кучку отщепенцев, продавшихся за джинсы", чтобы не вести полемики на таком уровне.  И уж вовсе ни к селу ни к городу в один ряд с мировыми проблемами поставлен ничтожный вопрос о том, за кого следовало голосовать на прошедших выборах. Г-жа Шаринова "представляет себе", как Явлинский не справлялся бы с проблемами в качестве президента. Я голосовал за Ельцина и потому с чистой совестью говорю, что "не представляю себе", чем в этом смысле Ельцин лучше Явлинского. Одно представление против другого — к этому и сводятся все наши политические страсти.

Вопрос о независимости Чечни относится к числу "вечных". Можно быть сторонником этой независимости, можно быть противником, но вот чего нельзя — так это делать вид, что вопрос этот простой, что во всем мире уже научились решать подобные проблемы. Не научились! Проблемы независимости Палестины, Тибета, Северной Ирландии, Курдистана, Корсики, Квебека, — проблемы сложнейшие. Отвечать на них бранью в адрес "террористов" и "разбойников", наивным удивлением: "Никто не мешает ни по-чеченски говорить, ни исповедовать ислам", — всё равно, что повторять клише коммунистической пропаганды относительно стран Прибалтики. Литовцам, эстонцам, латышам почему-то было мало культурной и религиозной автономии; не поняв их чувств, мы, русские, в конечном счете лишь ухудшили положение своих же соотечественников, живущих в этих странах. К сожалению, русская интеллигенция с момента своего появления на свет и по сей день в целом не сочувствует национальным движениям. Проявляется в этом её связь с имперским сознанием или её беспочвенность — другой вопрос, но самым ярким доказательством нашей глухоты к национальной проблематике является вековой скепсис даже лучших представителей России к независимости Украины.

Г-жа Шаринова упрекает правозащитников в большевизме, потому что большевики провозгласии право наций на самоопределение; но и её можно упрекнуть в большевизме, ибо именно большевики были на практике и в теории последовательными сторонниками слияния всех наций в один сектор ЦК. Только, думается, лучше всем воздержаться от упреков, а просто терпеливо распутывать гордиев узел национализма. С нравственной же точки зрения, все упреки в адрес чеченцев упраздняются тем фактом, что именно президент Ельцин, восхищающий Шаринову, предложим нациям России брать сколько угодно суверенитета. Она эти слова цитирует, но, видимо, считает их шуткой или оговоркой; только в политике шутки и оговорки стоят большой крови.

Правозащитники абсолютно не святы, но это не означает, что не надо бороться за права человека. Среди чеченцев есть преступники, но это не означает, что независимость Чечни — бред. Точно так же, абсолютно права Шаринова, когда пишет, что "в России заложены огромный потенциал самосовершенствования, энергия развития, прогресса, роста" — и точно так же этот тезис никак логически не связан с её безоговорочной поддержкой нынешней власти. Потенциал у нас огромный, это бесспорно, но утверждение, что "у нас свободная печать" — спорно. Свободной печати вообще нет, в том числе в странах с капиталистической экономикой. Какая экономика в России, можно спорить, но несомненно же, что зависимость газет от коммунистов сменилась зависимостью от банков, муниципальных властей и т.п.

Шаринова считает, что живет в "демократической России", другой автор газеты "Сегодня" совсем недавно заявил, что демократичность России доказывается тем, что в ней уже два раза подряд прошли свободные выборы. Но ведь критерии демократичности могут быть и другие, и не из одних свободных выборов складывается демократия. Во всяком случае, в понятие демократии входит и свобода критики своей страны как внутри её, так и за её пределами. Что имеет в виду Шаринова, когда пишет, что "американцы не допускают никакой критики своей страны за границей при безусловном допущении ее у себя дома"? Это недоразумение; даже если бы это было правдой, не стоило бы подражать США в этом отношении. На самом же деле, Запад — включая США — создал огромную интернациональную систему общественных организаций, целью которой является именно свободная критика национальных государств и давление на их правительства извне. Демократия заключается, помимо прочего, и в праве выносить сор из избы.

Сегодня в России действительно есть свобода слова, практически не ограниченная правительством, ограниченная лишь своеобразием российской экономики. Самой большой угрозой для свободы слова становится наша собственная — пищущих людей — нетерпимость и нервность, сводящая всё к тем же крайностям. В представлении Шариновой, пресса подхватила идеи правозащитников, "на протяжении многих месяцев стране внушалась мысль о свободолюбивом чеченском народе, который с оружием в руках защищает свою независимость от Чечни". Но ведь вовсе не так! Достаточно сказать, что (перечисляя в алфавитном порядке) "Комсомольская правда", "Московский комсомолец", "Сегодня" последовательно защищали действия армии в Чечне, обличали террористов, требовали ужесточения политики в отношении чеченцев. Три этих газеты в целом уже составляют изрядную долю российских медиа. Лишь немногие газеты действительно были настолько неадекватны, что "воспевали" чеченцев. Большинство журналистов защищали право мирных жителей Чечни не жить под бомбежками и артобстрелами, защищали право русских солдат не гибнуть от ошибок командования.

"Поучения" от правозащитников и от международных организаций г-жа Шаринова отвергает: "Мы всему, что нам на пользу, сами научимся". К сожалению, из этого "мы" она заранее исключила всех, кто не во всём с ней согласен: сторонников Явлинского, противников бомбардировок Чечни,  да и любых критиков тех недостатков, которые кое-где у нас еще порой, возможно и встречаются. Она призывает "апеллировать к широкому общественному мнению в своей стране", но ведь сотни правозащитников России только и мечтают, чтобы их услышали в своей стране, здесь проводят конференции, ведут работу по сбору конкретных материалов о том, что мешает развитию демократии в России, о нарушениях прав на жизнь, труд, свободу совести. А "общественное мнение" остаётся в значительной степени глухим, во-первых, потому что все и так прекрасно знают, насколько далека еще Россия от демократии, во-вторых, потому что одни журналисты трусят писать даже об "отдельных недостатках", а другие искренне считают, что "все хорошо" и грандиозный потенциал России вполне реализован "мощным Ельциным" (выражение Шариновой).

Есть нам чему учиться или все уже сдано на отлично? Входят сколько-нибудь несогласные с нашими политическими взглядами русские люди в понятие "общественного мнения" или они все "подонки" и "отщепенцы"? Будем мы учиться, пропагандируя свои мысли и обличая идейных противников или хотя бы слегка инакомыслящих собратьев по интеллигентскому сословию, или все-таки мы будем учиться в режиме диалога со всеми, будем учиться спокойному, без крайностей обсуждению сложных проблем? Будем мы только поклоняться демократии или мы будем демократичны? Будем только умны или еще и вежливы? Научимся не быть аполитичными, отстаивать собственные взгляды и при этом не поносить чужие, и уж тем более исключать как нечто немыслимое разговоры о том, кто, сколько и от кого получает гонораров и премий? Научимся мы обращать внимание прежде всего на то, что нас сближает, или по-прежнему будем выискивать несогласия? Всему научимся, все будет — по мере того, как исчезнет страсть поучать и истреблять словами или бомбами несогласных с нами.